КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ (СИ)

Я оказался в самом безлюдном месте замка, в его неотремонтированном крыле. Здесь недавно – только позавчера, подумал я с изумлением, ощутив себя снова в давно прожитом, – прорубили наглухо заколоченные окна и проветрили сырые коридоры, выгребли горы мусора из закоулков, и разорвали вековую паутину, которой прилежные ткачи-пауки заплели потолок. Рабочие ушли, оставив свой инструмент. Охраны тут не было – потому что тащить здесь было совершенно нечего, и поколи эти не вели в покои к Дракону. Голые каменные стены, еще не до конца отштукатуренные, прогнившие вонючие земляные полы, которые еще не заменили на новые, мраморные…С усилием я вернулся в памяти к событиям тех дней, когда Давр стал Императором кнента – как давно, казалось, это было! – и мне, изумленному, потрясенному, показалось, что прошли века и века.

А на деле минуло всего несколько недель.

Может, три. Может, четыре.

Потрясенный, стоял я в тишине и темноте, и все это – и качающееся скрипучее ведро, и вонючий загаженный пол, и перебивающие смрад ароматы, – все казалось мне родным и дорогим до боли. До слез.

Предательская влага наполнила мои глаза, нестерпимо защекотало в носу, и я, повинуясь внезапно нахлынувшему на меня порыву, быстро поцеловал свои пальцы и подарил поцелуй стене, ободранной до голых камней.

Но то был лишь временный порыв, временная слабость.

Мне не о чем было плакать. Я ничего не терял.

Потом я пошел в свои покои.

Мой двойник спал в своей постели; покои принца Торна уже привели в порядок. На стенах его комнаты не расползались уродливые пятна ржавой воды, рисуя желтые кружева. Его постель была прибрана самыми красивыми тканями, и, кажется, принц был там не один. Среди пышно взбитых подушек, рядом с юным соблазнителем, как обычно, спала хорошенькая служанка, девушка из хорошей семьи, из тех, что подносят, скажем, питье венценосным. Сначала предложенного принцу кубка касаются ее губы, красные, как вишни, оставляя след ароматной помады на белоснежном фарфоре – девушка пробует всякую чашу, прежде, чем, предложить ее принцу.

Потом пьет сам Торн.

Кажется, я вспомнил ее. Она была из айков. Хорошенькая, как куколка из дорогого розового фарфора. Пробуя вино, она смущалась и опускала взгляд темных миндалевидных глаз. Когда луч солнца падал на ее лицо, оно казалось прозрачным, и веки ее были словно перламутровые раковины, из тех, что лежат на самом дне моря. Я вспомнил, как соблазнил ее – послал за вином из своей комнаты, и заставил ее сделать три глотка против обыкновения. Она покраснела, и ее щеки начали походит на цветущую вишню своим нежным румянцем. Она выполнила мою прихоть, и капля сладкого вина осталась на ее маленьком ротике. Это смотрелось настолько красиво и завораживающе, что я встал, подошел к девушке, и просто слизнул эту манящую каплю. От губ девушки пахло земляникой, и я проверил, а так ли они сладки, как пахнут. Потом я снова целовал ее.

После она не смогла противиться мне.

Торн, спящий в обнимку с девушкой, мгновенно проснулся, стоило мне только подойти ближе, чем на пять шагов к его постели. Мне показалось, что он совсем не спал – настолько быстро он уселся в своих белоснежных простынях, направив на меня свой меч, который прежде лежал у изголовья его постели на бархатной подушке.

- Ты кто? – произнес принц, и в его голосе не было страха.

- Я – это ты, – ответил я, и ступил еще ближе, чтобы он смог рассмотреть мое лицо хорошенько в свете фонарика, подвешенного над его изголовьем.

Наверное, я хромал просто чудовищно – прошло действие лекарства, которым щедро снабдил меня Зед, – плюс мое лицо, которое изменилось… Торн смотрел на меня, разинув рот, смотрел во все глаза, и его рука с направленной на меня Тэсаной медленно опустилась.

Я ступил еще ближе и снял с головы круглую шапочку. Последний шаг дался мне с трудом. Распухшая в сапоге нога пульсировала, и каждый удар крови о стенки вен пронзал мою ступню страшной болью, такой, от которой я готов был выть. Я сделал еще шаг, и почувствовал как сдвинулась повязка, сдирая мертвую кожу. Боль в ноге стала невыносимой, и я, усевшись прямо на пол, позабыв обо всем, стащил сапог. Повязка промокла насквозь, и запах от нее шел отвратительный.

Торн смотрел молча, как я разбинтовываю свою ступню и посыпаю ее лекарством Зеда. Розовая присыпка впитала болезненную влагу, и боль ушла. Сидя, спиной привалившись к стене, я считал бешенные удары сердца. Со лба катилась болезненная испарина, и драконья нога во всей красе чернела на моей искалеченной ступне.

- Ты пришел убить меня? – спросил мой двойник спокойно. Он не мог не понять, что я странное существо, совсем не из его мира, и даже не из того мира, который Торн признал своим. Он мыслит как принц; в его голове нет места ничему другому, кроме власти, и эта власть – Драконов. А я, видимо, пришел ее оспорить.

- Нет, – ответил я, приходя в себя. – Я же сказал – я – это ты. Если я убью тебя, я убью себя.

- Ты не похож на меня. Точнее, похож, но мало.