Кино для взрослых: «Никас Сафронов»

Все эти мысли и воспоминания промчались в сознании художника Сафронова за какие-то несколько секунд, пока он с другом стоял на лестничной площадке в ожидании того, когда кнопка лифта дала знать, что тот остановился на первом этаже и посетившая ранним утром квартиру живописца гостья благополучно покинула дом в Брюсовом переулке. Вернувшись в гостиную, друзья провели еще некоторое время за разговором и чаем – своим появлением внезапно-случайная гостья задала серьезно-глубокий тон беседе. Согласовав планы на вечер, друзья простились. А потом уже сам Никас, отвечая теперь на мой вопрос об этой истории, рассказывал, что в то утро он еще раз прошелся по галерее и вновь остановился напротив картины «Ночь Христа перед распятием… Раздумья». Вспоминал, что эту картину он написал в 2006 году под впечатлением от посещения Европы. В одном из небольших городков увидел колонны старого классицистического дворца, разрушенного в годы Второй мировой войны. Говорит, ступил на землю, на которой 70 лет назад разворачивалась трагедия, и представил, сколько разрушений увидела наша земля в годы войны. И художник подумал, как, должно быть, терзался Создатель, наблюдавший сверху за людьми, безжалостно и фанатично уничтожающими друг друга, а также всю иную красоту, созданную их же руками. «Я представил, как Христос молился бы, спустись он в эту теперь пустыню, представлявшую собой только груду камней, а некогда бывшую прекрасным дворцом. Я представил себе, как бы Он плакал и раскаивался за то, что не объяснил людям, что нельзя допускать на Земле войну, – рассказывал мне Никас. – Я подумал, что Он так же сильно молился в ночь ареста в Гефсиманскому саду. Эти сюжеты раскрывают мотив страдания человека, видящего боль и несправедливость».

Выяснилось также, что в тот день, когда художника посетила нежданная гостья, он так и не лег спать. Размышлял, что-то записывал и только, казалось, собрался отдыхать, как услышал, что в студию уже стали приходить его работники. Включился телефон, заработал компьютер. Стали шуметь помощники и водитель – туда-сюда носить картины: на этой заменить раму, эту покрыть лаком, эту запаковать и отвезти клиенту. И все это означало, что ложиться отдыхать уже не имело смысла: следом за сотрудниками студии начнут приходить клиенты, журналисты, гости, друзья, друзья друзей и друзья друзей друзей…

Полвека назад

Московский февраль. На термометре далеко за минус 20. А мы сидим в уютной комнате-библиотеке, пьем горячий чай с алтайским медом. На столе – наши российские конфеты: «Аленка», «Мишка Косолапый», «Москвичка», курага в шоколаде. Вспоминаем 50-е годы, детство Никаса Сафронова в Ульяновске, родителей, первые самостоятельные решения.

– Сладкое я любил с малолетства. Но в моем детстве чайная ложка меда или яблочное повидло, намазанное на кусок белого хлеба с маслом, были большой вкуснотищей, – говорит художник.

В комнату, где мы беседовали, тихо постучались. Затем показалась фигура секретаря Ольги. Помощница ровным, приятным голосом пояснила, что есть новости по вопросу брата Никаса – Анатолия.

– Ага, сейчас подойду, – сказал художник. И затем обратился уже ко мне: – Наташенька, посмотри пока книги. А я на пару минут поднимусь в приемную, сделаю несколько звонков. У моего брата в квартире плюс 15 градусов. На улице мороз минус 25! Никому в его доме до этого дела нет. Так что вынужден оставить тебя ненадолго и заняться этим вопросом.

Подумала, что вот она – реальность, и вот он – быт. Есть в жизни каждого из нас, без исключений. А книги я люблю, поэтому рада буду посмотреть.

В доме у Никаса их невероятно много, и не только в библиотеке. Стеллажи стоят и в приемной, и в гостиной, и в спальне, и даже в уборной.

В гостиной в основном представлена русская классика – цветные, всем знакомые с детства советские собрания сочинений. Здесь сотни альбомов и книг по истории искусства: от таких понятных и естественных для этого дома, как «История классицизма» и «Искусство Ренессанса», до особых, своеобразных экземпляров: «Искусство башкир», «Орнаменты Азербайджана», «Фламандская книжная миниатюра 1475–1550 гг.», «Камины всего мира», «Петербургский портрет».