Кино для взрослых: «Никас Сафронов»

Из жизни в бараке я помню не очень много событий, но одно точно никогда не забуду. Наша квартира обогревалась печкой-голландкой. Одно из врезавшихся в память детских воспоминаний – чувство холода зимой, когда печку вовремя не успевали растопить. Это, правда, случалось редко, когда папа и мама до вечера пропадали на работе, а старшие братья были еще в школе, и поддерживать огонь в печи было некому. Дрова сгорали – и железо на верхней части печи почти тут же остывало. В комнате постепенно становилось холодно. Так однажды зимой и случилось, когда мама задержалась на работе – она была медсестрой в детской больнице. А старшие братья, которые должны были вернуться домой с уроков и приглядывать за младшими детьми, заигрались во дворе с другими ребятами. Но мы с сестрой Таней, еще маленькие, не растерялись и согревались детскими играми. Носились из угла в угол или приседали на спор – кто больше? Когда мама пришла, все сразу поняла. Побледнела, вся распереживалась, бросилась трогать у нас лбы и ноги – не замерзли ли мы, не разболелись ли? Она даже заплакала от бессилия. А мы смеялись и успокаивали ее словами: «Мамочка, ну ты что?» Мама быстро растопила печь, покормила нас обедом, но от усталости в тот день буквально рухнула, почти не раздеваясь, на постель и заснула. Сестренка Таня стала гладить маму по голове, а в итоге пригрелась рядом с ней. Они очень трогательно спали в обнимку. Помню, что я смотрел на них и любовался ими – это был первый раз, когда я осознанно испытал, как самое, казалось бы, простое явление в жизни может быть таким красивым. Поверх одеяла, засыпая, мама накрылась своим пальто. В какой-то момент пальто сползло, и она сквозь сон постаралась его подтянуть. Мне же показалось, что маме и сестренке холодно. Тогда я пошел, снял с вешалки свое детское пальтишко и укрыл их. Но мне опять показалось, что им холодно, и я взял теперь уже свое одеяло и еще сильнее укрыл их, спящих, поверх уже согревавших их двух пальто. Проснувшись уже утром, мама обнаружила в кровати мое пальтишко и мое же одеяло у себя в ногах. Сам в ту ночь я, кстати, мягко сказать, подмерз. Мама подошла ко мне, еще сонному, и нежно поцеловала в лоб. И я сквозь сон увидел, какая же она у меня красивая. А потом она, смущаясь, чтобы не задеть мои чувства, но при этом не в силах сдерживать улыбку, всем рассказывала, какие ночью ей виделись кошмары. Оказалось, ей снилось, что сначала ее кто-то душил, затем засунул в печь – так она сопрела после моих укрываний. А мы все вместе смеялись над ее историей. Она сумела настолько деликатно себя повести, что я все равно ощущал себя героем.

Нас было шестеро детей в семье, и родителям, чтобы прокормить всю ораву, приходилось непросто. Мама Анна Федоровна – так стали называть ее еще на Сахалине – работала, вела хозяйство и умудрялась рукодельничать – вязала всем нам теплые вещи на зиму, из лоскутков ткани сама шила одеяла. Отец Степан Григорьевич ушел в отставку с воинской службы в маленьком чине и сначала преподавал в танковом училище, но заработанных денег часто не хватало даже на самое необходимое. Поэтому он в свои уже не юношеские годы (ему тогда перевалило за пятьдесят) перешел работать на автозавод простым грузчиком. Грузчикам неплохо платили. Труд, конечно, был каторжный, но отец никогда не жаловался. Более того, дожив до глубокой старости, до 94 лет, он оставался крепким и выносливым человеком. Он, как и мама, также находил в себе силы выполнять работу по дому. А еще папа построил для нас и дворовых детей детскую площадку, а также мастерил из дерева игрушки: медведей и зайцев.

Несмотря на наш детский беззаботный возраст, мы старались ко всему относиться с пониманием. С ранних лет научились делиться друг с другом всем, что у нас было, и заботиться о ближнем. В меру сил старались помогать родителям. Летом ходили в лес за грибами и ягодами – это был настоящий промысел, который позволял нам делать даже небольшие заготовки на зиму. Кстати, грибы больше всего в семье любила мама. Она находила их легко и прекрасно в них разбиралась.

Что касается одежды, то, как это обычно бывало в простых советских семьях, младшие донашивали вещи за старшими. Так что в этом смысле я, как самый маленький в семье, был самым обеспеченным, – смеется художник.