Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Герои Гарбарски – «великолепная семерка» гешефтмахеров из Франкфурта-на-Майне во главе с душкой Берманом (Мориц Бляйбтрой). Уцелев в лагерях (один, правда, пересидел войну в Шанхае, но и там нашелся эсэсовец, выбивший ему глаз в процессе обмена опытом с самураями), они зарабатывают необходимую для эмиграции в Америку сумму, торгуя бельем. Но поскольку в разрушенной Германии белье не является предметом первой необходимости, продажа каждого комплекта требует ситуативного хитроумия.

Делать деньги в тех исторических обстоятельствах можно, прежде всего, играя на чужом горе. Герои изучают похоронные объявления и впаривают товар родителям погибшего под Смоленском солдата, не просто выдав одного из семерки за его однополчанина, но и поддержав антисемитскую тему. Можно сыграть и на чинопочитании: навязать белье железнодорожным работницам, сославшись на то, что его покупка – воля начальства.

Главная интрига заключается в том, что Берману грозит тюрьма по обвинению в пособничестве нацистам. Следователь-американка Сара (Антье Трауэ), которой – что очевидно с первого ее появления – на роду написано очутиться в койке Бермана, колет ему глаза его привилегированным положением в Маутхаузене. Ничего страшного он не совершил, даже фальшивомонетчиком не работал. Просто весельчак-комендант оценил умение Бермана травить анекдоты и назначил его своим шутом. Но Берман развил красочную историю о том, как его командировали под видом истинного арийца в ставку Гитлера, чтобы дать фюреру пару уроков рассказывания анекдотов накануне его саммита с Муссолини. Фюрер может и умеет все, только вот с анекдотами у него не ладится, в отличие от дуче.

По мере того как Берман плетет сказ о том, как пытался убить Гитлера, у русского зрителя неумолимо нарастает ощущение дежавю. Где-то мы это уже проходили. Да это же «Роковой выстрел», новелла Шукшина, перенесенная им на экран («Странные люди», 1969) с Евгением Лебедевым в роли сибирского чудика Броньки. Бронька потчевал столичных охотников рассказом, как проник в ставку Гитлера и выстрелил в него в упор, но промахнулся, с такой страстью, что гостям тайги не приходило в голову поинтересоваться, как он уцелел после рокового выстрела.

Если Гарбарски заимствовал сюжет у Шукшина, которого в ГДР переводили, греха в этом нет. Грех режиссера другой: отличную идею он развивает с такой сумеречной – под стать цветовой гамме фильма – серьезностью, что зритель может уснуть, не дослушав сагу Бермана. С другой стороны, легко ли припомнить хоть один немецкий фильм, способный рассмешить? Комедия не немецкий жанр, а комедия о холокосте – и подавно.

Оккупация. Мистерии Белоруссия, 2004, Андрей Кудиненко

По иронии судьбы, русская премьера «Оккупации» совпала с 50-летием президента Лукашенко, который уже осудил фильм как антипатриотическую провокацию. Казалось бы, неплохая рекомендация. Впрочем, чувства президента легко понять: кто бы не обиделся, прочитав во вступительных титрах, что белорусы – не нация, а так, недоделанные русские, неполноценные поляки. Или услышав открывающий фильм диалог двух полицаев. Толстяк, прихлебывая самогонку, мечтает, как после войны будет снимать кино. «Какое кино? – регочет циничный напарник. – Немецкое? Советское?» – «Наше, белорусское кино». – «Да нет никакого белорусского кино и не будет никогда». Национальная самокритика – вещь полезная. Но беда в том, что своим фильмом Кудиненко доказывает правоту полицая.

Если общее место поставить с ног на голову, истина не родится: получится новое общее место. Антипар-тизанская мифология «Оккупации» ничуть не убедительнее официозной партизанской мифологии 1970-х, из которых Кудиненко заимствует манеру съемки, этакую лирико-эпическую, с придыханием. Все время чудится, что за кадром затянут: «Песни партизан, сосны да туман». Но в те же 1970-е Василь Быков первым показал оккупацию как ситуацию гражданской войны, в которой оккупанты почти не участвуют, позволив «тутэйшим» разбираться друг с другом. Вот и в «Оккупации» – лишь один оккупант, растерянный мальчишка, которого берет в сексуальный плен жуткая немая бабизна. А так бродят по экрану сплошные «сябры», и разницы между партизанами и полицаями никакой. Не в том беда, что все они думают лишь о бабах и самогонке, одинаково бессмысленно кровожадны и мечтают отыметь Любовь Орлову. Беда в том, что режиссер относится к ним с одинаковой брезгливостью: ни ему, ни зрителям не жалко никого, включая женщин, детей и домашних животных.