Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Ноги убитых, «чтоб живым неповадно было», торчат из укутанных брезентом грузовиков, колесящих по Сантьяго: это символ «осадного положения» – через месяц его сменили 15 лет «просто чрезвычайного» – после свержения и гибели Сальвадора Альенде 11 сентября 1973 года. Куда ж без них «пиночетовской трилогии» Пабло Ларраина: «Нет» завершает ее. Но есть нюансы. В «Посмертно» (2010) кошмар воплощенной галлюцинации удостоверял: отныне Сантьяго – город-морг. В «Нет» ноги приплясывают под шлягер: «скажем ‘‘нет’’, ‘‘нет’’, "нет”» на референдуме 5 октября 1988 года новому, восьмилетнему президентству 73-летнего Пиночета.

Сразу и не скажешь, какой кошмар кошмарнее.

Удивительно, что трилогию снял Ларраин. Его мама, экс-министр, родом из могущественного клана Матте, – деятель Независимого демократического союза, а папа, экс-президент Сената – лидер этого Союза, некогда последней опоры Пиночета. Папиного предшественника в 1991 году застрелили партизаны.

А вот для сына эпоха Пиночета – пир упырей. Полиции («Тони Маньеро», 2008), охотящейся на «красных», не до серийного убийцы, мнящего себя Траволтой из «Лихорадки субботнего вечера», одного из редких фильмов, разрешенных при Пиночете. Канцелярист из морга («Посмертно») прячет соседку-балерину – ее семья «пропала без вести», – но, спятив от окружающей бойни, замуровывает ее живьем.

Даже классик Патрисио Гусман – твердокаменный «политический режиссер» – уважительно назвал эти экстравагантные, «классово чуждые» ему фильмы «тихой», но мощной бомбой.

Фильм о конце диктатуры невообразим в любой, кроме «политической», манихейской, стилистике, он может быть только катарсисом: разогнало солнце упырей. А тут мало что трупы танцуют, так и копирайтер Рене (Гаэль Гарсиа Берналь), придумавший ролик с этими трупами, катарсиса не ощущает – и правильно делает.

Пиночет на покой не собирался. Референдум он сам прописал в конституции и считал пустой формальностью. Но рабочие кварталы Сантьяго на ежемесячных «днях гнева» бросались на пулеметы. А тут еще вдруг холодная война кончилась, изуверский режим оказался диким анахронизмом, США потребовали соблюсти приличия, и генерал отменил на время режим ЧП, впустил в Чили видных изгнанников и выделил «роликам-да» и «роликам-нет» по пятнадцать ежедневных телеминут. Хотя 55 процентов чилийцев выбрали «нет», он – когда голосование полчаса как завершилось – объявил о своей победе: в избиркомы ворвались солдаты. Верхушка армии не захотела в перспективе встать с ним к одной стенке и вынудила отступить. Оппозиция резонно чувствовала себя на не совсем своем празднике.

Рене, хотя его и слегка терроризирует госбезопасность, герой не «Молодой гвардии», а «Generation “П”».

Представить его в Москве – запросто. Вырос за границей. Большие люди, когда им представляют Рене, реагируют на его фамилию, как реагировали бы на «Ларраин»: «Сааведра? Как же, как же, знавал вашего отца». По вечерам играет с паровозиками сына. Дружит с бывшей женой, коммунисткой. Когда она заходит вечером, заботливо спрашивает: «Тебя сильно сегодня избили?»

Может снять про микроволновку – это сенсационная новинка, а может про кровавый режим. Втайне гордится рекламой прохладительного напитка Free: считает ее вызовом режиму, про который в душе все знает и понимает. Но оппозиции – и она сама это знает – с режимом, увы, не совладать.

Ролики про «нет» – пустая трата времени: все знают, что Пиночет вечен. Но Рене берется за них в том числе и по зову души, хотя ведь это же сам режим установил правила игры в референдум: кто-то должен заполнить оппозиционные 15 минут.

Тут-то все и начинается.

При всем бытовом реализме ровного повествования «Нет» – фантасмагория, как и первые фильмы трилогии. Сохраняя при этом верность реалиям 1988 года, реальность роликов неумолимо вытесняет с экрана реальность реальности. Одновременно эта новая реальность теряет связь со своим собственным смыслом. В наши дни «Добро» победит «Зло», только заговорив с ним на одном языке. Не на языке пропаганды, что, в общем, нормально, а на языке рекламы. Отличие между ними и в том, что реклама в смысле не нуждается, и в том, что в рекламе совершенно излишен – и даже вредит ей – образ врага, обязательный в пропаганде.

По всем человеческим и политическим законам оппозиция должна была бы начать свою кампанию именно так, как сгоряча и начала. То есть смонтировать и выбросить на экран, пока есть шанс, запрещенную правду: кадры с горящим президентским дворцом Ла Монеда, избитыми шеренгами с руками за головой, прикрытыми газеткой лицами убитых, валяющихся на улице.

Ну и кто будет это смотреть? Нужен позитив, хотя какой тут, к черту, возможен позитив? Но профи все могут. И вот уже танцуют трупы, и жена бросает в лицо домогающемуся ее мужу гордое «нет», и девушки из кордебалета подтверждают, что их, как и солистку, тошнит от «холодной улыбки» Пиночета.