Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Я не о том, что нехорошо – хотя это даже подло – изображать живого, лишенного свободы передвижения, пострадавшего, что ни говори, за человечество человека, основываясь на его портрете кисти ненавидящего компаньона. Я о том, что экранный Ассанж не может быть достоверным двойником Ассанжа реального по одной простой причине. С Ассанжем из фильма, может, и будет, хотя представить это трудно, с каждой вечеринки уходить по свежей девушке, да только он ни на вечеринку не придет, ни девушку не заметит. Настоящий Ассанж не такой. Порукой тому два – или сколько их там – уголовных дел против него, инициированных обиженными девушками.

Рай Россия, Германия, 2016, Андрей Кончаловский

Объяснить глобальный успех фильма, удостоенного в Венеции «Серебряного льва», можно лишь тем, что мировая кинообщественность восхитилась, насколько органично ветеран советского кино обрел «вторую молодость».

Грубо говоря, «первая молодость» – это когда поэт приносит в редакцию «Белеет парус одинокий» и уверяет, что имени Лермонтова никогда в жизни не слышал. «Вторая молодость» – это когда режиссер снимает фильм о гитлеровских лагерях смерти так, словно никто до него к этой теме не обращался. Словно до него ничего не было. Ни «Последнего этапа» Ванды Якубовской, ни «Ночи и тумана» Алена Рене. Ни «Пассажирки» Анджея Мунка, ни «Ночного портье» Лилианы Кавани. Ни десятков и сотен других фильмов – искренних или спекулятивных, неважно.

Между тем мотивы всех этих «отмененных» Кончаловским фильмов его предшественников намертво засели в анамнезе «Рая». Будь то сортировка заключенными вещей умерщвленных узников. Или сексуальные отношения между палачом Хельмутом (Кристиан Клаус), эсэсовцем, расследующим коррупцию в лагерях, и жертвой, русской аристократкой Ольгой (Юлия Высоцкая), заключенной в лагерь за участие во французском Сопротивлении.

Впрочем, их отношения скорее ремейк отношений между провинциалкой Галей (Высоцкая) и купившим ее олигархом из «Глянца» (2007) того же Кончаловского. Но вместо брутального «Трусы снимай!» эсэсман, на время отложивший работу над диссертацией о Чехове (экие русофилы служили в СС), командует: «Прими душ и ложись в постель!» Борьба между антифашистами и фашистами в фильме напоминает ролевую садо-мазохистскую игру, снятую на home video. И когда Ольга раздвигает на допросе ноги перед инспектором вишистской полиции Жюлем (Филипп Дюкен). И когда обслуживает за сигареты и губную помаду лесбиянку-капо. И когда сходится с Хельмутом.

В отличие от режиссера, персонажи фильма культурной памятью отягощены. Хельмут и его коллега, наркоман и алкоголик Фогель (Якоб Диль, подозрительно напоминающий Олега Янковского в роли «Генрих-мой-мальчик» из «Щита и меча») наперебой цитируют Солженицына: «Как ты думаешь, что бы Чехов сказал о том, что сейчас вокруг творится?» – «Он бы не поверил».

Парафраз, однако, знаменитого пассажа из «Архипелага ГУЛАГ»: «Если бы чеховским интеллигентам, все гадавшим, что будет через двадцать-тридцать-сорок лет, ответили бы, что через сорок лет на Руси будет пыточное следствие, <…> ни одна бы чеховская пьеса не дошла до конца, все герои попали бы в сумасшедший дом».

Не стоит будить Чехова, пока он тих. По крайней мере, не стоит в фильме, где непрерывно Чехова поминают, «вывешивать на стене» ружье, которое так никогда и не выстрелит. Здесь, впрочем, не ружье, а пистолет, который Хельмут патетически вручает Ольге перед запланированным им побегом в Швейцарию, но о котором героиня ни разу не вспомнит.

Таким же «ружьем» оказывается инспектор Жюль, заявленный, наряду с Ольгой и Хельмутом, как один из трех главных героев фильма, держащих посмертный ответ перед Богом. Собственно, весь фильм – их показания в Чистилище, проиллюстрированные флешбэками. Но трудно припомнить в истории мирового кино главного героя, которого шлепнут на 25-й минуте 130-минутного фильма, потом напрочь о нем забудут и только в финале вновь вытащат на авансцену. Проще говоря – главного героя, лишь путающегося под ногами.

И еще о Чехове. Хельмут шокирован известием о том, что в инспектируемом им лагере умертвили в газовой камере Дуню Эфрос, невесту Чехова: «Ей было 67 лет». Да, умертвили. Но было ей не 67 лет, а 82 года. Да, умертвили. Но в Треблинке, лагере, закрытом в конце 1943-го. Между тем экранный лагерь функционирует до весны 1945-го.

Я вовсе не занимаюсь ловлей блох, хотя фальшивые исторические детали, включенные в ткань фильма, это отнюдь не блохи. Дело в том, что фальшь деталей (в 1916-м Ольгу мама увезла с Дона в Париж, что было физически невозможно во время мировой войны) лишь акцентирует общую фальшь фильма.

Взять хотя бы посмертные показания героев. Они сводятся к разжевыванию того, что зрители и так уже видели на экране, либо к признанию героями неспособности объяснить свои порывы. Судить их за это не стоит: и Жюль, и Ольга, и Хельмут обделены хоть какой-то эмоциональной, психологической, логической последовательностью в своих поступках.