Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Гораздо труднее объяснить эволюцию «наших» в «сволочей». Речь не о соответствии исторической правде. Удивительно, что волна фильмов о репрессированных на войне поднялась в эпоху идеологических как бы заморозков. Было бы логично их появление в ошалевших 1990-х. Но именно тогда кино практически молчало о войне. Когда же возник госзаказ на патриотизм, он выдал невиданный по амбивалентности образ войны. Тенденцию, сформулированную «Штрафбатом» и «Сволочами», можно с равным успехом интерпретировать с полярных позиций. По-сталински: в час испытаний весь народ как один человек сплотился, и даже всякая «сволочь» кровью искупала свою вину. И по-антисоветски: воевали под дулами заградотрядов, трупами завалили. Советская и антисоветская мифологии сливаются до полной неразличимости.

Еще радикальнее переплетаются в «Сволочах» киномифологии. Миф об отчаянных мальчишках, которые ведут свою собственную войну: «сволочи» – залетевший в «ГУЛАГ» пионерский отряд Васька Трубачева из фильма Ильи Фрэза «Отряд Трубачева сражается» (1957). И мифология американская, рожденная нигилизмом 1960-х. «Сволочи» – та же «Грязная дюжина» (1967) Роберта Олдрича, команда головорезов, набранная из приговоренных к смерти солдат американского корпуса в Англии, которую забрасывают в оккупированную Францию на верную гибель – разгромить накануне высадки в Нормандии немецкий штаб.

Кстати, «Грязная дюжина» в некоторых странах называлась: «Двенадцать сволочей».

Трамбо (Trumbo) США, 2015, Джей Роуч

Зачистка всех, кто «левее стенки» (1947–1962), – тема и поныне болезненная и страстная для Америки. Особенно для Голливуда, где террор принял форму гигантского шоу, а жертвы явили ярчайшие примеры и гражданского мужества, и трусости. Тем более постыдной, что выбор стоял не между жизнью и смертью, а между чистой совестью и виллой с бассейном. Доселе герои редких фильмов на тему были существами вымышленными. Появление фильма на документальной основе стало неизбежным пару лет назад. В экранное качество не могло не перейти количество сенсационных книг: и о «черных», и о «красных» (1935–1945) годах Голливуда, когда в Компартии состоял цвет американской культуры, а коммунизм вошел в светскую моду.

Трамбо, брошенный в тюрьму, был обречен стать первым героем эпохи, выведенным на экране. Не потому, что гениальный сценарист, оригинальный в любой поденщине, и автор величайшего антивоенного романа «Джонни дали винтовку» (1939). И не потому, что самый дорогой сценарист Голливуда, куда заявился прямо из колорадской пекарни, где работал десять клятых лет: его гонорары достигали $75 тыс. за фильм.

Творцу, чтобы стать героем фильма, необходима яркая черта, с творчеством не связанная: Ван Гог отрезал себе ухо, Джон Хьюстон не приступал к съемкам, не убив слона. Трамбо писал, сидя в ванне с постоянной температурой воды, курил сигареты в пижонском мундштуке, говорил, как писал, а писал, как говорил, то есть набело, что удивительно, принимая во внимание, сколько он пил.

Естественно, Трамбо предстает перед зрителями сидящим в ванне. Странно еще, что не таскает ее за собой на вечеринки, допросы в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, в тюрьму, как Брайан Крэнстон тащит через весь фильм полный набор эксцентричных замашек и неврозов своего героя.

Снимать кино о «красной панике» – одно удовольствие. С протоколами пресловутой комиссии не сравнится никакой Брехт: бери и снимай. Роуч гордо усложнил себе задачу. Не страшно, что главными гонителями Трамбо выведены Джон Уэйн (Дэвид Джеймс Эллиотт) и журналистка-сплетница Хедда Хоппер (Хелен Миррен). Замашки у них действительно были гестаповские, но роли – второстепенные. Тут логика авторов понятна. Эксцентрика гнобят другие эксцентрики, если не клоуны. Гигант Уэйн, увильнувший от армии, страдает оттого, что очкарик Трамбо на фронте побывал, а климактерическая Хоппер ежедневно меняет нелепейшие шляпки.

Непостижимо, почему палачи названы по именам, а жертвы, за исключением сценариста Йена Маклеллана Хантера и великого актера Эдварда Робинсона, сплошь вымышлены. Трамбо осудили в составе «голливудской десятки» – вместе с семью сценаристами, одним продюсером и одним режиссером. Вместо них в фильме – бледные тени. Поддав трагизма, авторы снабдили одну из них раком. С ума сойти: там люди из окон бросались, травились, умирали после допросов от разрыва сердца, это, извините за цинизм, гораздо живописнее, чем вымышленный рак.