Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Сволочи Россия, 2005, Александр Атанесян

Название фильма не менее экстравагантно, чем его сюжет. В 1943-м только что освобожденный из тюрьмы офицер превращает собранных по лагерям и колониям подростков в диверсантов, способных уничтожить немецкую высокогорную базу на Кавказе, но обреченных на гибель. На такой неожиданной ноте завершается цикл фильмов, снятых к 60-летию Победы.

Если присмотреться к военно-патриотическим фильмам, обнаруживаешь их сходство с перелицованным гимном. Музыка та же, а слова какие-то скособоченные, не из той оперы. Любая мифология, прежде всего военная, обязана быть манихейской, повествовать о борьбе света и тьмы. Даже в «лейтенантском», почти пацифистском кино шестидесятников не возникало и тени сомнения в том, что немецко-фашистские захватчики – безусловное зло, что перед лицом такой напасти необходимо забыть все старые обиды и счеты и выполнять свой долг. Военное же кино 2000-х – почти «Ночной дозор»: «светлые» по своим методам ничем не отличаются от «темных», а то и превосходят их в изуверстве, а у «темных» есть своя правда. Истреби клику Завулона – нарушишь мировую гармонию. На месте протагонистов войны – зияющая пустота. Ни в одном из фильмов не найти «чернорабочих» войны, простых мобилизованных или младших офицеров. Людей, главным и единственным событием в жизни которых стала война.

Последний раз такие герои появились в «Звезде» (2002) Николая Лебедева и фильме белорусского классика Михаила Пташука «В августе 44-го» (2000). Да и то: и гибнущая в немецком тылу полковая разведка Лебедева и «чистильщики» Пташука, прочесывающие кишащий вооруженной фауной лес на стыке Литвы и Белоруссии, относятся, выражаясь современным языком, к спецподразделениям. Оба эти фильма – не столько первые ласточки новой патриотической волны, сколько последние, запоздалые образцы советского военно-приключенческого жанра. Пташук воспроизвел его схемы буквально, Лебедев – делегат младшего поколения – придал героям оскал Рэмбо.

После этого экран заполнил сплошной штрафбат на всех этажах армейской иерархии. Или, как выражается Атанесян, «сволочи» в исконном смысле слова, как в указе Петра I – «и прочих сволочь». «Сволочь» – это те, кого «сволокли», принудили.

Речь не только о «Штрафбате» Николая Досталя (2005). Штрафрота за пьянство, дебоши и неподчинение приказу плачет по капитан-лейтенанту Александру Маринину (прототип – Александр Маринеску) в «Первом после бога» (2005) Василия Читинского. В «Московской саге» (2004) Дмитрия Барщевского войну выигрывает репрессированный и ненавидящий Сталина генерал. Другого участника военно-фашистского заговора маршала Тухачевского, комдива Котова, оживил в «Утомленных солнцем 2» Никита Михалков. В «Своих» (2004) Дмитрия Месхиева бежавших из плена героев спасает раскулаченный, пошедший в немцкие старосты.

В СССР никакой особой смелостью не было показать фронтовиков, прошедших тюрьмы или штрафбат: они встречались даже в таком официозе, как «Фронт без флангов». Были полковник, а затем генерал Серпилин («Живые и мертвые», «Возмездие»), вестовой Левченко («Место встречи изменить нельзя»), шофер Карпухин («Карпухин»), полковой комиссар Руднев («Дума о Ковпаке»). В наши дни акт гражданского мужества – вывести нерепрессированного участника войны.

Если «своих», пусть и необычных, на экране хватает, то вооруженного оккупанта, с которым встречаешься на поле боя, не найти вообще. «Новые русские немцы» по преимуществу пленные. Безоружные, добросовестно вкалывающие на объектах народного хозяйства, в любом случае, гораздо более безвредные, чем «свои» командиры. Эту тенденцию породил один из последних воевавших режиссеров Петр Тодоровский фильмом «Созвездие Быка» (2003). Будем считать, что это лишь деталь в картине войны, которую несколько десятилетий писал режиссер-гуманист.

Но мотив размножился лавинообразно. Медленно умирали два немца-окруженца в «Последнем поезде» (2003) Алексея Германа-младшего. В «Красном небе, черном снеге» (2004) Валерия Огородникова пленных морил голодом выжига комендант лагеря. Во «Времени собирать камни» (2005) Алексея Карелина немецкий сапер по доброй воле указывал советским коллегам, где на временно оккупированной территории его подразделение заложило взрывчатку. В «Полумгле» (2005) Артема Антонова пленные, строящие где-то на севере радиомаяк, сливались в экстазе народного праздника с бабами, проводившими мужей на фронт и поначалу ненавидевшими немцев. Финал: пленных расстреляли за ненадобностью, чего не могло быть, потому что не могло быть никогда.

Картина войны вырисовывается сюрреалистическая. С одной стороны, армия заключенных и антисоветчиков, во главе с полководцами, готовыми своему верховному главнокомандующему глотку зубами перервать. С другой – никого, стройные шеренги пленных.

Исчезновение противника объяснимо нежеланием обидеть европейских друзей. Но до такой степени политическая корректность не дошла нигде в единой Европе: вспомним звероподобных, как в кино 1950-х, нацистов в «Пианисте» (2001) или «Люси Обрак» (1996).