Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Проблема не только Спилберга, но и всего класса американских либералов в том, что ни один из buddy ему не симпатичен. Выбрать между толпой фэбээровских носорогов в шляпах и Абелем, который на глазах этих самых носорогов, примчавшихся брать его, небрежно уничтожает уличающие его документы, Спилберг не может. Для того чтобы выбрать, надо завербоваться или в ФБР, или в Первое Главное управление КГБ. Ни того, ни другого Спилберг, увы, сделать не в состоянии: он занят, он кино снимает.

Штиль (la mer a l’all be) Германия, Франция, 2011, Фолькер Шлендорф

Если бы не имя режиссера, вопросов к «Штилю» не было бы вообще: телефильм о французском Сопротивлении как телефильм. Разве что удивил бы «перевод» названия: оригинальное – «Море на заре» – отсылает к строкам сюрреалиста Робера Десноса: он умер в 1945-м, месяц спустя после того, как Красная армия освободила его из концлагеря Терезин. Еще можно было бы погадать, зачем – не иначе в честь внезапной, но вечной дружбы с Германией – скаредная Франция поделились героическим прошлым с немецким режиссером. Да, он написал одну книгу об эпизоде, экранизированном в «Штиле», а французы – тысяча одну.

Закавыка в том, что режиссер этот – Шлендорф, автор «Жестяного барабана» (1979), пророк политического кино в ФРГ: за «Поруганную честь Катарины Блюм» (1975) его – вкупе с женой-соавтором Маргарет фон Тротта и сценаристом Генрихом Беллем – объявили подстрекателем боевиков «Фракции Красной армии».

Сомнений в праве тишайшей Катарины на выстрел в мирное время в безоружного бульварного журналиста, походя растоптавшего ее жизнь, не было тогда, да и сейчас не возникает. Шлендорф от «Катарины» не отрекался. Но, взявшись за события военного 1941-го, он вдруг запутался в мыслях и чувствах, что производит диковатое ощущение.

Невымышленная трагедия, которой посвящен «Штиль», проста, как девять граммов свинца. Летом 1941-го французские коммунисты перешли от пропаганды к отстрелу оккупантов. Кстати – и это очень важно – именно в апогее городской герильи, апеллировавшей к опыту Сопротивления, режиссеры-единомышленники Шлендорфа воспели («Специальная секция» Коста-Гавраса, 1975; «Красная афиша» Франка Кассенти, 1975) подпольщиков, которых нацисты именовали не иначе как «террористами».

«Отстрел» – громкое слово. За два месяца не повезло трем «бошам», начиная с офицера, убитого 21 августа в парижском метро юношей, вошедшим вскоре в легенду под именем «полковника Фабиана». Четвертым стал подполковник Хотц, начальник оккупационных сил в департаменте Внутренняя Луара: 20 октября боевики, прибывшие из Парижа, расстреляли его в Нанте у подножия готического собора.

Гитлер ответил приказом о казни 150 заложников. Расстреляли в итоге «только» 98, но лиха беда начало. Тем более что отлавливать жертвы немцам не пришлось: французы загодя заключили в лагеря коммунистов, анархистов, синдикалистов и прочих антифашистов. Лагеря, конечно, так себе: в фильме зэки наперебой кокетничают через забор с барышнями, а охрана грозится, если они будут шуметь по ночам, отобрать радиоприемники.

Такая пастораль никак не отменяет того факта, что лагеря оказались смертельной западней. Как, впрочем, и упомянутая в фильме добрая репутация Хотца, никого еще не успевшего расстрелять, никак и никогда не превратит его в невинную жертву «террористов».

«Штиль» – о 27 жертвах из лагеря Шуазель. Самый известный из них – 17-летний Ги Моке (Лео-Поль Сальман). Смертников – чтоб живые содрогнулись – отбирали не только идейных и партийных, но и молодых. Предсмертное письмо комсомольца Ги, арестованного за листовки, во Франции чуть ли ни заучивают в школах, как «Отче наш» антифашизма.

В общем, история проще некуда.

Но Шлендорф ухитрился заразить экранных палачей и жертв своей рефлексией. Они маются ситуацией так, словно не идет третий год мировой войны. Одним лагерникам кажется уместным как раз в такой момент припомнить коммунистам «Молотова-Риббентропа». Коммунисты отбиваются диалектикой наотмашь: хорошо, что нас расстреляют, ибо Франция увидит истинное лицо нацистов. Еще один арестант возмущен «трусостью» боевиков, стреляющих в спину. Ему вторит префект, дающий немцам рекомендации, кого убивать: «Это наверняка англичане: французы не стреляют в спину честным воинам».

Как бы это сформулировать поделикатнее? Ну не немецкого, даже не немецко-антифашистского ума это дело – клеймить французов, без вдохновенной помощи которых жалкая тысяча немецких офицеров не могла бы управлять Францией.

Виду этой «тысячи» по получении гитлеровского приказа действительно жалкий. Генерал Отто фон Штюльпнагель не удержался от миллион раз звучавшего с экрана причитания «я офицер, а не мясник». Кажется странным, что к осени 1941-го эта блажь у вермахта еще не выветрилась, но генерал имел в виду, что имеются специально обученные «мясники», да к тому же – «Мы же не в Польше, а во Франции!» Рядовые палачи заслужили изумленную реплику эсэсовца: «Их даже расстреливать надо учить!»