Кино и кое-что еще. Неизвестные истории об известных фильмах

Когда Чак Ноланд попадает в катастрофу над морем и его выбрасывает на необитаемый остров, он находит подобное обещание в обычном волейбольном мяче. Он дает ему имя — Уилсон (в честь компании-производителя), и вот часы на острове превращаются в годы, а Уилсон становится для Чака таким же спасением, как рыба или огонь, выполняя роль товарища. Он связан кровью с Чаком, будто родственник, выслушивает его горести, как друг, и утешает, как любимая женщина.

А потом пропадает. Чак просыпается на плоту, который несет его к цивилизации, и видит, что товарищ уплывает прочь. Он ныряет в воду и кричит вслед мячу, как кричал бы родному ребенку: «Уилсон!» Он видит, как мяч то исчезает из поля зрения, то появляется вновь, как его относит все дальше. Чак разрывается между надеждой и отчаянием («Мне очень жаль!»), но он должен держаться за веревку и за плот, должен остаться в живых. Иначе зачем все это? Однако остаться на плоту — значит пожертвовать любовью, которая позволила ему не только выжить, но и не потерять человечности. Это мучительная картина горя и безнадежности, напоминание о том, что, даже избежав смерти в море, мы можем утонуть в собственном отчаянии.

* * *

ДЖИА ТОЛЕНТИНО: ПРАБАБУШКА КОКО («ТАЙНА КОКО», 2017 ГОД)

Начнем с того, что кинематографу не так легко тронуть меня: до выборов 2016 года (когда мой мозг превратился в пюре, а сердце — в бомбу замедленного действия) я плакала над фильмом лишь дважды. (Прежде всего, когда Роберто Бениньи застрелили в «Жизнь прекрасна», а еще как-то раз, когда я была сильно накурена, смотрела «Властелина колец» и думала, что Арагорн и Боромир — это один и тот же человек.) После выборов я стала рыдать куда чаще. Однако все по-настоящему изменилось с выходом «Тайны Коко» — вероятно, величайшего достижения современной массовой культуры.

В «Тайне Коко» двенадцатилетний Мигель отправляется в Мир мертвых на поиски известного музыканта, которого считает своим прапрадедом. Впоследствии он обнаруживает, что музыкант — полный отстой, а его настоящий прапрадед — человек по имени Гектор, сомнительный оборванец с неукротимым сердцем. На протяжении десятилетий все члены семьи Мигеля верили, что этот склонный к музицированию предок хладнокровно бросил жену и дочку — прабабушку Коко. На самом же деле Гектора убили! Он никогда не хотел покидать семью! И с тех пор пытается вернуться к Коко!

Разумеется, это обнаруживается как раз когда после Дня мертвых встает солнце, а воспоминания Коко постепенно угасают: она вот-вот умрет, а это означает, что Гектор будет забыт и навсегда исчезнет. Мигель возвращается в Страну живых и играет Коко старую колыбельную Гектора. Она вспоминает отца и улыбается. Эта почти-смерть в фильме, который переполнен умершими, уничтожила меня. Как это ужасно и обыденно — потерять близкого безо всякой причины! И как замечательно было бы иметь возможность восстановить справедливость для тех, кого мы любим!

* * *

ШОН ФЭННЕС: ОБИ-ВАН КЕНОБИ («ЗВЕЗДНЫЕ ВОЙНЫ. ЭПИЗОД 4: НОВАЯ НАДЕЖДА», 1977 ГОД)

До сих пор не знаю, умер ли Оби-Ван. Его определенно не стало: сраженный Дартом Вейдером, он превратился в призрак, однако само тело рыцаря-джедая вроде как… испарилось. Весьма сбивающее с толку зрелище для ребенка, который впервые смотрит «Звездные войны». Реакция была вовсе не «о боже, почему этот плохой человек убил его?», а ближе к «что этот парень только что сделал?». Если вы смотрите нечто подобное, будучи еще совсем маленьким, до того, как родители неуклюже растолкуют вам, что такое смерть, — эпизод теряет смысл. Так почему мы кормим детей этой ложью? Младенцев приносят аисты, тела джедаев исчезают, а вовсе не разлагаются, сила используется только во благо…

Оби-Ван в исполнении Алека Гиннесса — это фигура крутого, но жесткого дядюшки, духовного советника, военного лидера и иконы стиля. Красный клинок Вейдера пронзает его в тот самый момент, когда появляется Люк Скайуокер; одежда и световой меч Оби-Вана кучей обрушиваются на пол. В зрелом возрасте смотришь на его смерть совершенно иначе — как на разрешение конфликта поколений, метафизическое принятие, духовное завершение. Это и смерть, и возрождение одновременно. «Если сразишь меня, — говорит он своему ученику Вейдеру за несколько мгновений до конца — то я стану куда более могущественным, чем ты можешь себе вообразить». Вот его финальные слова. И они останутся финалом Оби-Вана, пока он не вернется.

* * *

МОНИКА КАСТИЛЬО: ВИКТОРИЯ ПЕЙДЖ («КРАСНЫЕ БАШМАЧКИ», 1948 ГОД)