Кино Югославии

Первой из таких картин, попавшей на советские экраны, а к тому же одной из лучших экранизаций отечественной прозы в югославском кино тех лет, были «Загубленные жизни» (1954, Федор Ханжекович), снятые по роману боснийского писателя Светозара Чоровича «Стоян Мутикаша», написанного под несомненным и нескрываемым горьковским влиянием жизнеописания молодого крестьянского парня, пришедшего в город на заработки, поступившего в услужение к богатому купцу, решившего разбогатеть любыми способами и превратившегося в безжалостного и беспощадного «обиралу», готового на все ради прибыли. Ради прибыли Стоян Мутикаша женится на вдове своего «благодетеля», ради прибыли вступит в открытый конфликт с местными барышниками, ради прибыли пойдет на любой подлог и жульничество, которые вызовут негодование даже среди видавших виды конкурентов. В результате объединившиеся торговцы «подловят» Мутикашу, отдадут под суд, лавку опечатают, товары конфискуют в счет погашения долга, а сам он, опозоренный и внутренне надломившийся, уйдет из города обратно в село, где его никто не ждет.

«Загубленные жизни» пользовались в Югославии заслуженным успехом — и благодаря добротной литературной основе, и благодаря точной, хотя и несколько театральной актерской игре, и благодаря реалистической режиссуре Ханжековича, питавшего склонность к сочным и характерным деталям в манере — вспомним об этом еще раз — горьковских фильмов Марка Донского. Этот густой, полнокровный реализм и определил пионерную роль «Загубленных жизней» в последующей экранизации отечественной литературы прошлого столетия, таких, как «Буря» (1953, Владимир Погачич, по одноименной драме Иво Войновича), как «Аникины времена» (1954, В. Погачич, по одноименной повести Иво Андрича), как «Выскочки» (1953), поставленные выдающимся театральным режиссером Бояном Ступицей по рассказу Янки Кершника, как «Ханка» (1953, Славко Воркапич, по новелле Исака Самоковлия) и несколько более ранняя «Цыганка» (1953, Воислав Нанович, по роману Боры Станковича).

Все эти фильмы с разной степенью художественной убедительности, с разной степенью кинематографичности — иные из них уж больно напоминали сборники иллюстраций к литературным первоисточникам — честно и без затей, с точным и безошибочным социальным анализом описывали первые шаги капитализма на Балканах, его сложные, а то и просто патологические взаимоотношения с укладом феодальным, а в иных горных районах и почти рабовладельческим, создавая, выстраивая — все вместе — подробную и выпуклую панораму жизни югославских народов на грани нового времени, на грани первой мировой войны, которая принесла им государственную независимость и национальную самостоятельность, но не обеспечила социальной справедливости.

Этот цикл повествовательно-драматических фильмов, рассматривавших недавнее прошлое в тональности скорбной, угрюмой, трагедийной, дополнялся циклом экранизаций язвительных сатирических комедий и романов неутомимого насмешника и памфлетиста, ехидного летописца почти полустолетия югославской истории — Бранислава Нушича. Начавшись достаточно слабой экранизацией не лучшего нушичева романа «Дитя общины» (1953, Пуриша Джорджевич), цикл этот продолжился блестящей серией кинематографических комедий, не оставлявших камня на камне от нравов и обычаев королевской Югославии, подвергавших осмеянию все и всяческие проявления балканской провинциальности, отсталости и мракобесия. Начало серии положила «Подозрительная личность» (1954, Соя Йованович и Предраг Динулович), саркастическая жанровая картина уездной жизни конца XIX — начала XX веков, разоблачающая оголтелый идиотизм провинциального чиновничества, мельчайшего, но всемогущего и всевластного бюрократизма и самодурства, всепроникающего бессмыслия и тупости. И хотя, мягко говоря, режиссеры не слишком обогатили нушичев сюжет, однако одной верности его драматургии да точно выбранной провинциальной натуры было достаточно, чтобы на экране замельтешили, засуетились безжалостно, четко выписанные чиновничьи типы, мечущиеся в поисках «подозрительной личности», якобы появившейся в городке с «противуправительственными намерениями», каковую надлежит немедленно вычислить, изолировать и отправить по этапу на предмет соответствующего наказания.

Еще более язвительной (если вообще можно говорить о большем или меньшем заряде сарказма в нушичевых пьесах) была экранизация комедии «Госпожа министерша» (1959, Жорж Скригин), в которой Нушич переносит жало своей сатиры с уездных чиновничьих «низов» на самые верхние этажи власти, рассматривая сквозь увеличивающее стекло своей иронии быт и нравы того же «крапивного семени», что и в «Подозрительной личности», но уже добравшегося до самой государственной кормушки. В центре этой комедии — министерская чехарда в королевстве Сербии, мышиная возня мелких, средних и высших чиновников, мечтающих о министерском кресле, иссушающие интриги и головоломные многоходовые комбинации, снобизм, пустословие, «помесь павлина с попугаем»...