Кино как универсальный язык

В 1962 г. мир был на грани ядерной катастрофы из-за Карибского кризиса – именно тогда на Кубе находилась съемочная группа картины «Я – Куба». Михаилу Калатозову и его группе фактически была предоставлена творческая свобода – ведь казалось, что с идеологической начинкой в сценарии фильма, который написали знаменитый советский поэт Евгений Евтушенко и кубинский писатель Энрике Пинеда Барнет, все хорошо. Пока в прологе сверхширокоугольный объектив показывал отснятые одним планом реалистичные картины жизни кубинского народа на фоне раскаленных пальм (специально для этих кадров Сергей Урусевский добыл инфракрасную пленку – вот почему кроны пальм получились не темными, а почти белыми), закадровый голос («Голос Кубы») говорил:

«Я – Куба. Когда-то здесь высадился Христофор Колумб. Он записал в своем дневнике: «Это самая прекрасная земля, которую видели глаза человеческие». Спасибо, синьор Колумб. Когда вы впервые увидели меня, я пела и смеялась, я приветствовала пальмовыми ветвями паруса, я думала, что корабли привезли счастье… Я – Куба. Мой сахар увозили корабли, мои слезы оставляли мне. Странная вещь сахар, синьор Колумб: столько в нем слез, а он сладкий».

«Пальмовый» план-кадр переходил прямой монтажной склейкой в другой план-кадр, который начинался на крыше отеля «Capri» (в кадре можно увидеть панораму отеля «Habana Hilton» – во время съемок он уже назывался «Habana Libre», и в нем располагалось советское посольство). Пока простой кубинский народ бедствовал, богатые туристы наслаждались доступной роскошью – камера Урусевского, которую передавали из рук в руки, показывала джазменов, участниц конкурса красоты, конферансье, который указывал рукой куда-то в пространство. Следуя за этой рукой, камера планировала к нижним этажам отеля и обозревала оживленную жизнь отдыхающих у бара и бассейна – вот пожилой турист берет у официанта коктейль, вот камера, двигаясь по сложной траектории, успевает захватить момент, когда коктейль переходит в руки холеной блондинки – а теперь камера следует за брюнеткой в леопардовом бикини, которая грациозно входит в бассейн. И камера тоже опускается в бассейн – более того, она выныривает из него! Оборудованная специальным очистителем с перископа подводной лодки, который представлял собой стекло, вращающееся с высокой скоростью, камера могла погружаться и подниматься из воды без потеков и капель в поле зрения. К неудовольствию Урусевского, Калатозов посчитал полученный план-кадр слишком длинным и сократил его на монтаже, отрезав метраж, отснятый после подъема камеры из бассейна (Рисунок 168).

Рисунок 168. Кадры из фильма Михаила Калатозова «Я – Куба» – слезы и сахар

Длинные планы Урусевского не были «искусством ради искусства». Вот полиция Батисты врывается в подпольную типографию, где студенты Гаванского университета печатают на ротапринте листовки. Камера в реальном масштабе времени наблюдает за тем, как полицейский допрашивает одного студента за другим, размахивая экземпляром работы Ленина «Государство и революция». Напряжение растет. Один из студентов с охапкой листовок прорывается на балкон – на этом план-кадр заканчивается, и начинается стремительный монтаж. Листовки летят, как белые птицы, гремит выстрел, студент отчаянным движением выпускает последних «птиц» – и умирает. Перевалившись, через перила, он падает на мостовую – момент падения мы видим с его субъективной точки зрения, как каскад перебросок камеры. И вот мертвый революционер лежит на мостовой, а листовки все еще парят над ним (Рисунок 169, сверху)…

Вот его друг Энрике, которого не было в типографии, возглавляет демонстрацию протеста, которая двигается от здания университета. Полиция разгоняет людей брандспойтами. Энрике с булыжником в руке почти дошел до полицейских кордонов – чтобы получить пулю от толстого полицейского с сигарой. Энрике очень долго не падает – помните неумирающего героя Довженко? Наконец, его зрение затуманивается – сначала мы видим, как оптический эффект искажает лицо Энрике, а затем видим окружающий хаос глазами умирающего Энрике (Рисунок 169, внизу).