Кино. Потоки. «Здесь будут странствовать глаза…»

Позже Пушкин употребил это, ставшее уже очевидным, знаменательно лишенное каких-либо кавычек сравнение и в письме к С.Д. Киселеву от 15.11.1829: «Скоро ли, боже мой, приеду из Петербурга в Hotel d'Angeleterre мимо Карса? По крайней мере мочи нет – хочется». Именно семейное предание Киселевых дает объяснение этому прозвищу: Пушкин именует Наталью Гончарову по названию неприступной турецкой крепости. На одном рисунке она изображена спиной в пестром платье, со шляпкой на голове и с веером в руках, на котором написан первый стих католического гимна «Stabat Mater dolorosa» («Предстояла Матерь Божья»). Под этим рисунком уже рукой одной из включенных в эту игру барышень Ушаковых «текст Карса» пушкинского проблематизирован таким образом: «О горе мне! Карс! Карс! Прощай, бел свет! Умру!»[245]. В ответ на тактику «Маминьки Карса» держать Пушкина на расстоянии, подвергая испытаниям, он изобразил тут себя в монашеской рясе с клобуком на голове. Таким образом, с помощью разных видов искусства Пушкин сравнивает неприступность крепости и Наталии Гончаровой, очень глубоко пряча надежду на успешность её штурма и привлекает к метафорической осаде этой крепости из окружающих возможных союзников. Как известно, эта куда более длительная осада, чем осаде реального Карса, все же увенчалась успехом. 18.02.1831 состоялось венчание Пушкина с Н.Н. Гончаровой (но семейное счастье поэта продлиться, как и его дальнейшая жизнь, всего семь лет).

На стыке XX и XXI веков в пограничное пространство Карса отправляет своего героя романа «Снег» по встречному с Пушкиным пути турецкий писатель Орхан Памук. Вооруженного знанием всей русской литературы герой едет сюда, чтобы дать литературный и журналистский бой идеологическим противникам и завоевать сердце когда-то любимой женщины, поэтому неожиданно для себя он начинает писать в этом городе стихи.

Этой встрече через века предшествовали многие исторические события, изменившие карту мира в контексте социальных экспериментов и преобразований империй в национальные государства. В общих чертах этот контекст, помимо всего прочего, подтвердил верность обозначенной выше формулы Пушкина насчет метафорических «Стамбула» и «Арзрума», закрепив нынешний фактический статус Карса (иллюстрацией к чему могла бы, думается, послужить воображаемая встреча на одной из тамошних дорог таких представителей мировых переустройств, как Вудро Вильсон и Ленин). Произошел за это время и поворот в принципах построения художественных повествовательных текстов, в частности, соотношения нарратива и ментатива. Можно было бы сказать, что в лице Пушкина и Памука встречаются нарратив (повествование, история или рассказ, создаваемые людьми для описания событий и организации связанного с этими событиями опыта и самого способа их жизни) и ментатив (высказывание, которое не просто информирует о состояниях или процессах бытия или мышления, но предполагает, как следствие коммуникативного события, и некоторое ментальное событие, сопровождающееся изменением картины мира в сознании адресата. Впрочем, в основанной в промежутке между этими писателями Львом Толстым «империи» прозы равноправной основой текстообразовательной модели могут выступать как нарратив, так и ментатив, в зависимости от авторской стратегии текстообразования, как «воспоминания», так и «размышления» (первое с доминантой нарратива, второе – ментатива). Нынешние истории характеризуются присутствием «двойного ландшафта»: обстановка, действующие лица, цель, средства ее достижения представляют собой «ландшафт действия» (landscape of action), а мысли, чувства, знания и другие переживания персонажей образуют «ландшафт сознания» (landscape of consciousness)[246].

Сюжет романа «Снег» не линеен, вместе с героем мы движемся в самых разных направлениях, в соотвествии с постмодернистской версией классического «романа поиска» (novel of the guest). Обыгрывает поиск одновременно в нескольких направлениях и смысловых планах: политики, детектива, искусства, нравственности, обильно (в духе Умберто Эко) цитируя старый культурный материал (турецкую политизированную прозу, детективы Агаты Кристи, фантастику, суфийскую средневековую поэзию, французский экзистенциализм). При этом очевиден отказ как от языковых экспериментов, так и экзотизмов[247].

Выбор места действия своего романа Памук объяснил следующим образом: «Мне показалось, что Карс – это такая идеальная метафора Турции, турецкий микрокосм в чистом виде. Стамбул и Карс противопоставляются как столица и провинция, города европеизированный и архаичный».