Ильинский, конечно, подвинул заморских коллег, заняв первое положение в этой истории. Стараясь завоевать сердце киностудийки Дуси Галкиной, Гога проходит определённые испытания. Сначала болью и страхом – в лаборатории измерения актёрских данных и в трюковых съёмках. Затем популярностью и славой поцелованного, когда его преследует толпа киноманок и глаз кинокамеры. Человек слаб, и потому сначала Гоге очень приятно такое внимание и чтобы его поддерживать, он то и дело подкрашивает помадой звёздное прикосновение. Но вот его уже «раздели» на сувениры и начали продавать билеты «просто посмотреть». А кинокамера следит за ним отовсюду – из печки, из телефонного аппарата, из сахарницы. И с криком «Попили нашей славушки!» он стирает следы поцелуя, едва не заразившего его звёздной болезнью. Киноманки в коллективном обмороке, эффектно развесившиеся на перилах лестницы. А Гога и Дуся, взявшись за руки, бегут в кинотеатр занять лучшее место в киномире – место зрителя. В фильме «Поцелуй Мэри Пикфорд» режиссёр С. П. Комаров, знаток и ценитель американского кино, поставил Ильинского в ряд выдающихся комиков, как раз между Бастором Китоном и Беном Тюрпиным, которым Гога уверенно пожимает пластмасссовые руки, ведь – они манекены. И, конечно, Ильинский стал одной из ярчайших звёзд «Межрабпомфильма», где в 20-е годы он сыграл восемь ролей. Умный актёр, он предпочитал «скромные фильмы с главной комедийной ролью, написанной на него», и режиссёров, не противящихся его фантазии, вкусу к импровизации. С его комическим даром, физической формой, темпераментом он наверняка сделал бы блестящую карьеру в немом кино за рубежом, если бы, как его сестра Ольга, уехал в эмиграцию. А он остался в России, как остался и в театре, при том что много и успешно работал в кинематографе. И «светило комизма» на сцене (это мнение его учителей – Комиссаржевского и Мейерхольда) стал первым комиком экрана. Правда, когда к Ильинскому-киноактёру пришёл оглушительный успех, Мейерхольд написал для журнала «Театр и искусство» злую, критическую статью. В частности, он упрекал актёра в том, что тот перед камерой использует «плоский юмор, пригодный исключительно для кельнеров берлинской пивной». Статья была подписана легко считываемым псевдонимом Dottore. Отношения с ревнивым, подозрительным, пристрастным Мастером становились всё тяжелее. Когда Ильинский подал заявление об уходе, в театре совсем по-советски устроили над ним суд. Ильинский в ответ на оскорбление ударил одного из актёров, началась потасовка. Мейерхольд, размахивая кулаками, закричал: «Бейте его, он ударил сына крестьянина!» Для сына интеллигента это было равнозначно политическому обвинению. А Мейерхольд требовал ещё и запрета на работу Ильинского в любом театре. Но много лет спустя, когда актёра допустили в КГБ к «Делу №537» («делу Мейерхольда»), он, читая, стонал и рыдал. Человек глубоко верующий, добрый и милосердный, он давно простил своего учителя.
Когда-то в юности на вопрос, как он понимает главную миссию русского актёра, Ильинский ответил: «Смехом и слезами помогать людям». Актёр-шалун (прозвище, данное ему Станиславским) в лёгком жанре комедии принял на себя нелёгкую миссию толкователя судьбы «маленького человека» советской эпохи и его защитника. За пристрастие к таким персонажам, за «проповедь общечеловеческого» критики не раз «били» «Межрабпомфильм». Одна из статей в газете «Кино», анализирующая репертуар киностудии, называлась «Чехов крупным планом». Такой социально озабоченный критик, как Борис Алперс, прямо обвинял комедии Протазанова, Барнета, Желябужского в том, что они не обличали «маленьких людей», одержимых жаждой личного благополучия» и даже «подавали в качестве положительных персонажей». Из актёров главной мишенью критика становился Игорь Ильинский.
Советское кино, мобилизованное на непрекращающуюся идеологическую войну, нуждалось в исполнителях на роли антигероев эпохи. Так, пригодились театральные актёры на амплуа героев-любовников, светских львов, жуиров – с их породой, хорошими манерами, изяществом.