Кинокомпания Ким Чен Ир представляет

В рамках франшизы вышло три фильма – Син ставил один, а продюсировал и писал все три. Он надеялся, что популярностью они смогут посоперничать с «Одним дома». Но все они провалились в прокате и не полюбились критикам; первый фильм показал пристойную рентабельность, но каждый следующий собирал кассу хуже предыдущего. Впрочем, они уловили, откуда ветер дует, и после выхода на телевидении и видео у них сформировалась преданная детская аудитория (а вдобавок с них началась карьера режиссера Джона Тёртелтауба, который впоследствии снял блокбастеры «Крутые виражи» и «Сокровище нации»[42]). Еще Син продал телеканалу «Дисней» детский римейк «Пульгасари» под названием «Легенда о Гальгамете»[43] – фильм до того плохой, что «Пульгасари» в сравнении с ним хорош, – а спустя год спродюсировал «Садовника», незапоминающийся триллер с Малколмом Макдауэллом в главной роли[44].

С Тёртелтаубом Син дружил до конца жизни, а актриса Энджи Эверхарт, которая тоже снималась в «Садовнике» и во время съемок перенесла выкидыш, вспоминала потом, что Син прервал работу, подождал, когда она придет в себя, и за ней замечательно ухаживали. «Шин был ко мне очень добр», – рассказывала она. Он появлялся на площадке каждый день, «серьезный и тихий», смущался, что плохо говорит по-английски. Вся съемочная группа запомнила его ассистентку, молодую кореянку со шрамами на лице – прежде она была в лос-анджелесской банде, и член другой банды порезал ей лицо лезвием, спрятанным во рту. Син откопал ее неизвестно где и устроил работать в кино. Похоже, и в Америке трагедия поджидала за углом любого – и особенно женщин; женщинам всегда хуже, в отчаянии размышлял Син.

Как художник он сильно переменился. Все 1960-е и 1970-е этот человек раздвигал границы, славился эротичностью, чувственностью своих работ, а теперь справлялся только со всякой диснеевской чушью. Его расчетливый популизм изошел на трюизмы и натужные манипуляции. Может, мечтая снять хит, он надеялся перевести свои таланты на английский, копируя мейнстрим. Встроиться в голливудскую систему ведения дел ему удавалось с трудом, и показательно, что за шесть лет в Калифорнии он спродюсировал пять фильмов, но поставил лишь один (да и от того потом отмахивался – мол, в Голливуде не режиссировал, хоть в титрах и написано иное). Позднее он рассказывал: «Меня вдруг осенило – даже, надо сказать, ошарашило, – сколь велик культурный разрыв между нашими цивилизациями. Я был очень от всего этого далек».

Чхве в Беверли-Хиллз тоже приходилось нелегко. Ее муж пытался добиться успеха в кино, а она целыми днями возилась с детьми и гуляла по окрестностям. В округе она не встречала ни одной азиатки и отчетливо чувствовала, как косятся на нее другие жены, в основном попадавшие в одну из двух категорий. У «сильных» на лбу и скулах туго натянутая кожа, все тело как будто вот-вот разойдется по швам, они вечно бегут на какое-нибудь собрание или обед. «Трофейные» – молодые, крепкие и бодрые, в джинсах или ярких легинсах, жуют здоровую пищу и вечно возвращаются с пляжа или тренировки. У тех и других – своя власть, своя независимость. Госпожа Чхве не ходила на собрания и тренировки, всегда носила черное, прятала бледное лицо под широкополой черной шляпой и черными очками, самой себе казалась старой ведьмой и чувствовала себя не в своей тарелке.

Разведенная О Су Ми принялась летать в Калифорнию – уверяла, что «повидаться с детьми». Чхве, однако, не сомневалась, что бывшую старлетку, точно огонь – мотылька, манит блеск Голливуда. В Рестон она к детям что-то не летала. О Су Ми уходила с детьми гулять – Чхве сидела дома, одинокая и всеми брошенная. Она ни на минуту не забывала, что биологическая мать детей – О Су Ми, а сама она родить так и не смогла. Ту, очевидно, ни капельки не тревожило, что ее налеты усложняют детям жизнь. Она употребляла наркотики и пила, а ссорясь с Чхве – порой и на публике, – иногда выплескивала вино сопернице в лицо или посреди ресторана таскала ее за волосы. Она заговаривала о том, что хочет увезти детей в Южную Корею, но затем уступала и соглашалась, что детям лучше с Сином и Чхве. Как-то раз она позвонила Чхве и объявила, что выходит замуж за некоего француза, а вскоре после этого погибла в ужасной автокатастрофе на Гавайях. Было ей всего сорок два года. Син работал на съемках, и на Гавайи Чхве полетела с Сан Гюном, сыном О Су Ми. Больше никто на кремацию не явился, и после панихиды Чхве осталась в крематории на совершенно чужом острове со шкатулкой, полной пепла. Чувства ее, говорила она, были «неоднозначны». О Су Ми была совсем одна, и проводить ее пришла только жена Сина; интересно, размышляла Чхве, что сказала бы О Су Ми, если б узнала. Чхве сидела с этой шкатулкой и отчаянно рыдала – как в тот день, когда О Су Ми впервые появилась в ее жизни. Поди тут разберись.

На восемь лет выпав из жизни, Син и Чхве повсюду оказались чужаками, бездомными скитальцами. Америка встретила их с распростертыми объятиями – спасибо ей. Но дом – дом, который у них отняли в 1978-м, – был в Южной Корее.