Как ни странно, «Сорок первый» – не северокорейский фильм, а советский; его в 1956 году снял Григорий Чухрай. Фильм собрал прекрасную кассу в СССР и получил специальный приз жюри на Каннском кинофестивале, но Чхве слышала о нем впервые. Субтитров не было, так что Хак Сун по ходу дела объясняла сюжет. Действие происходит во время русской Гражданской войны. Фильм – история красноармейской снайперши Марии, у которой на счету сорок убитых белогвардейцев. Сорок первого она не убивает, а берет в плен, узнает, что он располагает важной стратегической информацией, и решает сама доставить в штаб. Они плывут через Аральское море, лодка опрокидывается, Марию с белогвардейцем выносит на островок. Со временем они друг в друга влюбляются. Затем у островка появляется парусная лодка, которая вот-вот их спасет, – но в лодке белые. Бывший пленный в восторге бежит по отмели к лодке. Мария умоляет его остановиться, но он мчится прочь. Она заряжает винтовку, прижимает приклад к плечу, целится. Кричит ему: «Стой!» Он не слушает, и Мария в слезах стреляет. Затем, не в силах вынести горя, роняет винтовку, бежит к нему и обнимает его труп.
Почему этот фильм Ким Чен Ир выбрал для нее первым, Чхве не поняла. Может, видел его в юности и не смог забыть, а может, сам надеялся снимать такие вот мелодрамы – с большими чувствами на драматичном историческом фоне, идеологически верные и однако достаточно художественные и достойные приза на самом престижном кинофестивале. Кто его знает? Чхве встала, а Хак Сун включила свет.
– Этот фильм сняли сразу после того, как в Советском Союзе к власти пришел Хрущев, – пояснила Хак Сун. – Вы же понимаете смысл фильма, да? Если ты предатель, неважно, возлюбленный ты, друг или кто…
Недосказанная фраза повисла в воздухе.
Через несколько недель после похищения Чхве стали выпускать с территории комплекса. Поездки планировали тщательно и пристально контролировали. Оповещали ее в последний момент, и они с Хак Сун забирались в «бенц». Следом ехали два-три телохранителя. Обычно кортеж направлялся в Пхеньян.
Пхеньян, который американские бомбы сровняли с землей, был восстановлен с нуля и превратился в пропагандистский символ – величественные памятники, просторные площади, широкие проспекты. Повсюду белый бетон, никакого загрязнения воздуха, никаких транспортных пробок. Идеальный город, как утверждал Ким Ир Сен, – идеальная столица идеального рая трудового народа.
На самом деле то был город-витрина, куда допускали только элиту, и вовсе никакой не рай. Ким Ир Сен создал не государство всеобщего братства, а заковыристый строй, в котором одиннадцать миллионов северокорейцев ранжировались согласно их предполагаемой благонадежности. Так называемая система