Кинокомпания Ким Чен Ир представляет

Гражданам не сообщали, у кого какой статус, однако большинство вскоре догадывалось и так. Северокорейцам из неблагонадежного класса запрещалось жить в Пхеньяне или в плодородных регионах, их не брали на приличную работу. Восходящей мобильности в стране практически не было – если ты враг, ты враг навсегда, – а вот нисходящая встречалась сплошь и рядом. Если тебя застукали за нарушением закона или предосудительным с точки зрения режима поступком, пострадает и твой сонбун, и сонбун твоих родных. Личные досье хранились в местных учреждениях, копии – в Министерстве государственной безопасности и во взрывоустойчивых сейфах в горах провинции Янгандо. Статус никак не подправишь, от него никуда не денешься. Но хитроумнее всего была введенная Ким Ир Сеном система, в которой подданные угнетали друг друга самостоятельно, объединяясь в инминбаны («народные группы») – сообщества из пары десятков семей, которым вменялось в обязанность следить друг за другом и доносить, если выявлялись признаки преступления или подрывной деятельности. Эту систему дополняли кючхалыпэ, мобильные отряды полиции, которые постоянно искали нарушителей и имели право вламываться в дома и конторы в любое время дня и ночи. Ты провинился, если потратил больше электричества, чем тебе положено, если надел джинсы или одежду с надписями латиницей (это «капиталистический разврат»), если отрастил волосы длиннее, чем разрешено. Более того, по указу Ким Ир Сена вина человека распространялась на всю его семью в трех поколениях. Сопротивляясь режиму, ты ставил под удар своих дедушку с бабушкой, жену, детей – даже совсем маленьких: им, как и тебе, грозили тюрьма и пытки.

Исторически у корейцев была кастовая система, схожая с индийской и столь же ригидная. В первые годы существования КНДР северокорейский народ считал, что все вышеописанное – просто осовремененная версия традиционного общественного строя. Когда до людей наконец дошло, что жизнь пошла наперекосяк, что построена пирамида, а на вершине, на крохотной макушке одиноко восседает Ким Ир Сен, примостившийся на их перебитых спинах, на их разрушенных жизнях, на трупах их родных и друзей, – когда они задумались и посмели заподозрить, что их освободитель, их спаситель предает их – собственно говоря, всегда их предавал, – было уже безнадежно поздно.

Чхве «гостила» у Ким Чен Ира, и потому в Пхеньяне нередко попадала туда, куда остальным доступ был заказан. Кроме того, ее возили к знаменитым памятникам революции: на родину Ким Ир Сена в Мангёндэ, в крытую соломой крестьянскую хижину с маленьким амбаром неподалеку от столицы. Обе постройки, судя по всему, возвели совсем недавно – они смахивали на неубедительную декорацию в парке развлечений. Для режима Ким Ир Сена сфальсифицировать деревенский дом 1910-х годов – это еще цветочки: позднее они, пущей легитимации ради, выстроили фальшивые древние гробницы, которые «доказывали», что легендарный король Тонмён, чья династия правила Кореей семь веков, жил к северу от тридцать восьмой параллели. Предания гласят, что Тонмён вылупился из яйца, оплодотворенного солнцем, и на битву выезжал на единороге. В ноябре 2012 года Центральное телеграфное агентство Кореи объявило, что найдена могила единорога – и надо же, как удачно, прямо в центре Пхеньяна, под прямоугольной каменной плитой с надписью «Логово единорога». Глава Национальной академии наук КНДР заявил: «Это открытие доказывает, что Пхеньян был столицей Древней Кореи, а также королевства Когурё». Открытие также «доказывало» подлинность мифического зверя, но на это особого внимания не обратили.

Увы, единорогов Чхве на экскурсиях не встречала – только помногу глазела на памятники, в том числе на позолоченную статую Ким Ир Сена, которой было велено поклониться. Чхве гордо сообщили, что изваяние «почти на три метра выше египетского сфинкса». (В том же году Пхеньян посетит китайский вице-премьер Госсовета Дэн Сяопин и, увидев сияющего золотого идола, выразит обеспокоенность тем, как тратятся пекинские деньги. Позолоту сдерут и заменят не менее сияющей медью.)