Киномысль русского зарубежья (1918–1931)

Этот сезон отмечен в Париже обилием исторических фильм: одна из них, «Судьба» («Destinée»), заканчивает свой первый – аристократический – стаж в зале «Мариво»; другая, «Мадам Сен-Жен», продолжает свой круговой путь по кинематографам Парижа. В «Мадлэн» – историческая фильма из времен итальянского Ренессанса «Ромола» (с Лилиан Гиш); в «Корсо» – французский XVIII век «Дюбарри» (с Полой Негри); в «Гомон» – Екатерининская эпоха – «Черный орел» (Рудольф Валентино). Все они разного качества, все более или менее ловко скроены и плохо сшиты. Но, несмотря на индивидуальные особенности режиссуры и интерпретации, один недостаток их объединяет: они не кинематографичны. Нам показывают пышные зрелища: придворные балы, коронации, торжественные шествия, битвы и осады, мятежи и народные торжества; тысячные толпы статистов мелькают перед глазами, дергаются, корчатся в «accélere»[350]; строятся целые города, воздвигаются замки, пишутся сложные декорации, тратятся громадные деньги на костюмы и бутафорию – и в результате «сильно обстановочные» мелодрамы без ритма и без стиля – нечто среднее между феериями «Шатле»[351] и ревю в «Казино де Пари»[352]. Такие фильмы сочиняются наспех для толпы, которую необходимо оглушить грандиозностью и ослепить блеском. Это производство массовое и для масс; столь необъятны задачи, что о работе, о технической законченности нечего и мечтать. Для ревностных искателей авантюрно-исторических романов в «Журналь»[353] важно количество. Как можно больше знаменитостей (Людовик XVI, Дюбарри, Наполеон), королей, королев, графов, разбойников, заговорщиков, министров и контрабандистов, как можно больше массовых сцен и ярких ударных эффектов! Мелодраматическому театру с его ограниченными возможностями нельзя соперничать с кинематографом. Пьесы «à grande spectacle»[354] с участием живых людей не могут выдержать конкуренции экрана. Сравните какой-нибудь «Quo Vadis»[355] в театре и кинематографе.

Но обстановочная историческая мелодрама для кинематографа – не путь, а тупик. Искусство превращается в ремесло, движение становится живой картиной. Это «живописно» (например, Савонарола на костре), поучительно (дух эпохи!), патриотично (победы Наполеона), но, несмотря на пестроту декораций и костюмов, – безнадежно однообразно. В историческую раму вставляется обычно любовная история с приключениями – и «возвышенная правда истории» чередуется с бурными приключениями страсти. В «Ромоле» на фоне народных мятежей и флорентийских пейзажей (кстати сказать, снятых необыкновенно небрежно) зловещая фигура гонфалоньера[356], изменяющего своей жене и весьма трагически утопающего в Арно. Сценарий сколочен из всего, что попало под руку: преступные страсти, карнавалы, изгнание Медичи, фотографии косой пизанской башни, проповеди Савонаролы, пиры и кораблекрушения. «Ромола» – рекорд нелепости и распадения: актеры еще подчеркивают этот сумбур бездарно натуралистической игрой. Режиссер «тонко» комбинирует кораблекрушение и удаление объектива: когда актер делает безобразную гримасу, аппарат тотчас же подкатывается к нему вплотную; шедевр мимики запечатлевается в трехаршинном увеличении. Печальная, прелестная Ромола – Лилиан Гиш, но роль у нее незначительная и неинтересная. И она ограничивается тем, что показывает свою изящную голову в профиль, анфас и три четверти.

В «Судьбе», построенной на военных эффектах (итальянский поход Наполеона), есть удачные моменты, но какое освещение! Фильма погружена в какую-то буро-желтую муть, все расплывчато, смутно, неразборчиво; режиссер злоупотребляет контрастами света и мрака, особенно в батальных картинах. Движения войск, перестрелки, атаки хаотичны и скомканы. Темп взят преувеличенно быстрый – все сливается в грязно-сером тоне. Но эту фильму стоит перенести из‐за одного актера. Жан-Наполеон Мишель создает поразительную фигуру юного Бонапарта. Худое, вдохновенное лицо, горячечный блеск огромных прекрасных глаз, порывистые движения, тонкие благородные жесты незабываемы. Остальные исполнители добросовестно бездарны; о сценарии и говорить не приходится – его просто не существует.

Печатается по: Звено (Париж). 1926. № 168. Подп.: Театрал.

Константин Мочульский ФИЛЬМЫ СТРОГЕЙМА