Киномысль русского зарубежья (1918–1931)

И все же «американизм» не до конца преодолел немецкий романтический дух. Через спешку и искажения актеры пронесли поэзию несложной и печальной повести. Экман, Дитерле, Камилла Хорн манерой и обликом были ближе к Гете, чем творец сценария. Их такая простая и четкая игра резко выделялась из модной пестроты постановки. Они оставались естественны и «человечны» во всей этой пиротехнике. Есть чему поучиться у этих мастеров – и прежде всего умной экономии их выразительных средств, подобранности жестов, сдержанности движений. Но все они – на втором плане. О них забываешь, как только припомнится один из самых великих актеров современности – Эмиль Яннингс.

Фауст на распутье чертит круги и вызывает дьявола. Поднимается буря, сверкает молния: дьявол не является. Фауст выходит из своих пентаграмм и вдруг видит: на камне у дороги сидит толстый человек с круглым простодушно-лукавым лицом, приподымает свой колпак и приветливо кланяется. Он проходит мимо: в городе, на скамейке у дома – тот же добродушный толстяк приподнимает колпак и кланяется. То же явление и тот же жест повторяются несколько раз. Ничего «сатанинского», но по-настоящему жутко. Яннингс делает своего Мефистофеля бюргером – до конца обыкновенным, «земным». И этими «будничными» средствами убеждает нас в своей дьявольской природе больше, чем банальными оперными рогами и плащами. Когда Фаусту возвращается молодость, Мефистофель из бюргера превращается в элегантного кавалера, насмешливого и циничного. После мещанства – аристократизм – изысканная испорченность, блеск, надменность. Создание Яннингса – не просто интерпретация гетевского образа, это новый образ, удивительный и неповторимый.

Печатается по: Звено (Париж). 1927. № 211. Подп.: Театрал.

Константин Мочульский «VARIETÉ»

Фильм «Варьете» с Эмилем Яннингсом в роли Босса – самое значительное кинематографическое произведение этого года. Оно спокойно, без полемики и дискуссии заняло подобающее ему первое место. Французская пресса, обычно столь критически относящаяся к немецкой кинематографии, называет его шедевром.

В «Варьете» блестяще оправданы принципы немецкого «стиля»; после этой фильмы мы вправе говорить о немецком искусстве экрана, противопоставляя его американскому. Гегемония Америки кончается; теперь мы знаем, что понятие кинематографа не совпадает и не исчерпывается продукцией Голливуда; что поэтика авантюрных сценариев со скачками, гонками, преследованиями и матчами бокса – чистая и притом дурная условность. Американские режиссеры оправдывали свое банальное производство потребностями массы. Они выдвигали коммерческую сторону кинематографа и этим обрекли его на убогую роль международной забавы. Немцы имели дерзость забыть о вкусах австралийских захарт и галицийских крестьян и позаботились о доброкачественности своей работы. Реакция против суматохи и переполоха, наполняющих американские фильмы и ложно выдаваемых за «действие», привела к упрощению сценария, к замедленному движению и сдержанному жесту.

В «Варьете» дана психологическая драма, сведенная к самым общим линиям: история любви и ревности. Бывший акробат, владелец ярмарочного балагана Босс влюбляется в Иностранку, девушку, почти ребенка. Покидает жену, возвращается к своему прежнему ремеслу – знакомится в Берлине со знаменитым вольтижером Артинелли, и они втроем – Босс, Иностранка и Артинелли – летают на трапециях. Босс долго не догадывается о том, что в[оз]любленная изменяет ему с его партнером. Случайно в кафе он узнает об этом. Убивает соперника и отдает себя в руки правосудия.