Киноповести

Другие солдаты разгуливают по двору, играют на гармошке, сидят с женщинами на лавочках.

Офицеры собрались в штабе полка возле окон.

— Армия… — горько говорит Сергей Нащекин. — Солдаты идут куда хотят…

— А вы попробуйте запретите, — откликается стоящий рядом поручик.

У другого окна Кирилл Бороздин.

— Ничего. После присяги мы приведем полк в порядок.

А отряд уже выходит из ворот.

— Пойдем с нами, — кричит Семену солдат из последнего ряда. — Цельный день ходишь как дурной.

Семен молча присоединяется к отряду.

— Что только с парнем стало… — говорит идущий за ним солдат.

— Все за той бабой, дурак, убивается… — откликается другой. — Эй, Востриков, не унывай, говорят, новый закон выйдет, чтобы барыни солдат любили!

Солдаты смеются, выходят за ворота.

А там, на улице, идут и идут люди все в одном направлении — к мосту, к Финляндскому вокзалу.

И когда, наконец, Николай, а следом за ним и Нюша, постучав в последнее окно, уже в темноте сами пришли к вокзалу, — все так забито народом, что нечего и мечтать приблизиться даже к краю площади.

— Товарищ Игнатьев! — кричат Николаю из проезжающего броневика. — Давай сюда, скорей, ты нужен…

И, махнув Нюше рукой, Николай уезжает на броневике к вокзалу. Толпа расступается перед броневиком и смыкается за ним снова.

Нюша пробует пробиться поближе, но это оказывается совершенно невозможным, и она остается на месте, стиснутая со всех сторон людьми на одной из примыкающих к площади улиц.

— А… Нюшка… — слышит она дружелюбный оклик — рядом с ней стоят пулеметчики. — И ты пришла…

Неожиданно со стороны вокзала раздаются крики «ура!». Они нарастают, ширятся, захватывают всю площадь.

Через головы стоящих впереди Нюша силится увидеть что-нибудь, но вокзал очень далеко, и площадь погружена во мрак. Рядом с Нюшей стоят грузовики с прожекторами. Солдаты снимают с них чехлы. И вдруг ослепительный свет, пропарывая темноту, ударяет в здание вокзала, выхватывает из темноты броневик и фигуру человека, поднимающегося на него.

«Ленин!», «Ленин!», «Ленин!» — кричит вся площадь. В воздух летят шапки, женские платки. Поднимаются вверх винтовки, взлетают солдатские папахи.

Далеко-далеко, сквозь этот вихрь Нюша видит маленькую фигурку на броневике, высвеченную острым лучом прожектора. Затем все заслоняют спины стоящих впереди людей.

На площади устанавливается тишина.

— Что там?

— Что там случилось? — спрашивают передних стоящие сзади.

— Руку поднял.

— Что?

— Ленин руку поднял. Тише…

И опять напряженные попытки увидеть хоть что-нибудь.

— Ну, что?..

— Не мешайте. Говорит.

— Спроси там, впереди… Слышь…

— Кепку снял. В карман сунул.

— Товарищи, товарищи, не толкайтесь.

— Тише. Говорит… Ленин говорит…

Лица, лица, лица… Лица людей, стоящих тут, далеко, лица тех, кто жаждет услышать Ленина, но кому это недоступно. Лица солдат, матросов, лица рабочих, работниц. Лица, на которых написаны целые жизни, — лица, освещенные великой жаждой, ожиданием того слова, что повернуло бы все по-новому, слова, по которому уйдут из жизни нищета, темнота и муки. И это слово непременно должен сказать Ленин.

Нюша глядит на окружающих ее людей. Она видит, как ловят они все, что передается оттуда, издалека, от Ленина, как сдвинуты их брови, как напряженно устремлены вперед взгляды, как полуоткрылись губы…

— И мой Николай там… — говорит, она соседям.

Но никто не обращает на нее внимания. Все устремлены вперед — туда, где Ленин.

Один только Семен стоит равнодушный, чужой всеобщему подъему и радости.

— Что он сказал?

— Что он говорит?

— Тише.

— Товарищи… тише…

Тишина. Полная тишина. Вдруг аплодисменты. Крики.

— Что, что он сказал?

— Он сказал, что эта революция — еще не полная победа…

— Что? Что? Что?

— Что мы еще не победили.

— Тише. Тише. Говорит.

Снова доносятся аплодисменты.

— Ну что? Что?

— Он выдвинул тезис…

— Да вы не объясняйте, а перескажите точно.

— Товарищи, вы мешаете слушать.

— Друг, а друг, что сказал Ленин?

— Он сказал, что настоящая пролетарская революция еще впереди…

— Еще придется, видать, драться… — говорит Семену сосед. — Снова революцию поднимать.

— Глупости ты болтаешь, — отвечает Семен, — революция уже была…

— Нет, не глупости… а ты мне ответь…

— Тише, не мешайте…

Вдруг, как лавина, обрушиваются рукоплескания, крики, крики, крики.

— Ну что, что? Что он сказал?

— Не разобрал я.

— Товарищи, что он сказал?

А впереди уже гремят оркестры.

— Ленин сказал: «Да здравствует социалистическая революция!»

Оркестры, оркестры, оркестры. Народ двинулся вслед за броневиком. Вся площадь приходит в движение.

— Ну что? — торжествующе кричит Семену сосед. — Слышал, что Ленин сказал!

— Не понимаю, какая еще новая революция… — пожимает плечами Семен и выходит в сторону из всеобщего потока.

Он шагает в обратном направлении, а навстречу все идут и идут люди.

Под несмолкающие крики «ура!», под гром оркестров идут люди за Лениным. В первый раз открыто идут за своим вождем.

Мелькают перед нами снова лица, лица.

Люди кричат, поют, восторженно машут шапками. Сияют глаза.

Идут матросы.

Солдаты.

Рабочие.

Окруженный народом, движется вперед броневик.