Литвинова на раннем этапе творчества предъявила свою завороженность смертью, что в том числе было замечено Муратовой, иронично превратившей Лину-Литвинову в образ костлявой гостьи с косой в одном из эпизодов «Настройщика» (2004). Во втором режиссерском фильме «Последняя сказка Риты» (2012), собравшем в российском прокате $490 тысяч при бюджете $200 тысяч, Литвинова виртуозно сыграла служащую морга Неубивко, несущую смерть влюбленной и больной Рите Готье, диктующую протокол последних дней жизни своей «жертвы» и, таким образом, представшую в двух ипостасях —
В «Последней сказке Риты» мы наблюдаем «смерть за работой»203, то есть своего рода «чистое кино», которое призвано этим заниматься согласно философии визионеров. Дивы всегда несут смерть мужчинам (это было понятно еще со времен итальянской актрисы начала XX века Лиды Борелли). Но фильмы Литвиновой — торжество женского умирания, точнее — умирания красоты, которую уничтожают несчастные любови и тяжелые болезни, подобно тому как сносят роскошные здания руки мэра того городка, в котором происходит действие «Последней сказки Риты». В этом фильме Литвинова действовала и как своего рода психотерапевт, работающий с женским страхом увядания и смерти. Она как будто бы говорила нам: «Не бойтесь, женщины, влюбляйтесь до смерти, богини смерти вас не забудут и наполнят ваш последний вздох брызгами шампанского». Ее маленькая сказка о смерти тоже в игровой форме легитимизировала знание о красоте дивы, искренне давая понять, что подобная легитимизация может сегодня происходить только в сказочной форме, однако ее сквозное обращение к этим сказкам напоминало о тех временах прошлого века, когда подобный сюжет был типологическим.
Литвиновой как интеллектуалу от искусства свойственны бесстрашие и предприимчивость. Она не просит денег у Минкульта или Фонда кино, чтобы делать свои картины. Она зарабатывает на фильмы сама — актрисой, моделью, снимая маленький чудо-фильм для себя, а потом удивляется, что в зале есть зрители. Литвинова делает фильмы долго, тщательно, вкладывая в них самое сокровенное. На каком-то этапе у нее появился соратник и сопродюсер — Земфира, вливающая душу в картины своей музыкой, позволяя сказкам звучать современно. Эти фильмы дают дополнительное измерение образу звездной персоны, которая не просто играет с мировой культурой прошлого, но пытается по-своему легитимизировать ее как часть современности, как Гамлет — восстановить порванную связь времен и парадигм — модерна и постмодерна. Литвинова напоминает о жизнетворчестве времен русских символистов, когда время текло по законам культурного развития, а жизнь действовала по законам сцены, а не биографического факта.
Самое время задуматься о контексте культуры прошлого, о том, откуда черпает вдохновение Литвинова. Несмотря на эклектичность этого контекста, в нем опознается русский Серебряный век (учитывая внешность блондинки Ренаты Литвиновой, югендштиль 204 оказался бы более подходящим). Отчасти это понятно, русские декаденты были одержимы мистическим преклонением перед вечной женственностью: Александр Блок, увидевший в артистической натуре Нины Волоховой задатки роковой Фаины, Валерий Брюсов, сокрывший под именем Рената свое безумное увлечение — Нину Петровскую, которая только чудом его не застрелила, Александр Таиров, установивший в Камерном театре культ своей жены, актрисы Алисы Коонен (лучшей русской Саломеи)… Подобно перечисленным небожительницам, Ренате Литвиновой не нужна любовь всенародная, хотя в сериале «Граница» Евгения Митты она все же сыграла. Ее мечта — остаться непохожей, индивидуальной, единственной в своем роде и получить обожание гениев. Таких, например, как подаривший ей роль в «Чемоданах Тулса Лупера» (Suitcases, 2003–2004) Питер Гринуэй, о котором она повторяла как зачарованная: «Гений, гений, гений».
Отсюда — эти вечно красные губы на бледном и очень красивом лице Литвиновой, любовь к черной и белой одежде, парфюму и разного рода декадентским киноименам вроде Риты Готье, Офы или Фаины.