Читаем Киноспекуляции полностью

В изнасиловании Бобби нет глубокой, осознанной порочности Скорпиона из «Грязного Гарри». В том, как Маккинни мучает Битти, есть что-то детское. Поэтому сцена кажется настолько правдивой и совсем не выглядит просчитанным сюжетным поворотом. В ней есть бездумная жестокость, на которую способны только дети. Именно это так ошарашило меня, когда я впервые смотрел фильм с мамой в кинотеатре «Тарзана». Я чуть не обосрался от страха. Меня напугало не само изнасилование. В то время я не знал, что это такое, хотя уже несколько раз видел его в кино (оно, хоть и шуточное, было даже в фильме «Где папаша?»). Поскольку я ничего не знал о содомии, я не понимал, что Билл Маккинни засунул свой член в задницу Неда Битти. Я понял одно: Неда Битти бьют и унижают. И это я понял правильно. Это понимание довольно рано приходит к каждому мальчишке, проводящему немало времени на школьном дворе. Больше всего во время первого просмотра меня напугали эти страшные деревенские мужики. И все это происходило где-то в лесу, далеко от цивилизации, там, где возможны любые кошмары.

Некоторые люди после «Челюстей» боялись купаться в море; так же и я после «Избавления» приходил в ужас от одной лишь мысли о лесном походе. Хотя, после того как Курт исчез с радаров, я жил с мамой, Джеки и Лиллиан, поэтому мог особенно не переживать насчет опасностей пребывания в лесной чаще. У меня было больше шансов погибнуть как Айседора Дункан, чем оказаться в лесу с моей матерью.

Энергичный характерный актер Билл Маккинни сыграл в 1970-е и 1980-е огромное количество ролей, как правило, отпетых злодеев («Контора», «Джоси Уэйлс – человек вне закона», «Пушечное ядро»). В течение двух десятилетий он постоянно мелькал в фильмах и телесериалах, особенно после того как стал частью регулярной труппы Клинта Иствуда, – но так и не достиг статуса злодея, которого публика знает по имени, вроде Невилла Брэнда, Клода Эткинса, Джека Пэланса или Уильяма Смита. А жаль. В «Избавлении» он играет настолько убедительно, что многие до сих пор считают его настоящим деревенским жителем, нанятым для съемок в фильме (как его товарищ Ковбой Кауард или монголоид с банджо). Но лишь настоящий актер мог так управлять динамикой сцены и так исполнить этот танец со своим партнером Недом Битти. Актер наделяет своего персонажа, этого дегенерата и любителя анальных развлечений, по-человечески убедительной первобытностью.

Весь фильм Джона Бурмана – это фильм об изнасиловании, хотел этого режиссер или нет. Увидев эту сцену, вы ее не забудете. Ей-богу, даже сам Бобби забывает о ней быстрее, чем зритель. Но книга Дики на самом деле о другом: для ее темы и сюжета главное – то, что происходит после этого чудовищного инцидента.

Своим повествованием Бурман с самого начала вел нас к деревенским насильникам, как охотничья собака, идущая по следу. Но в книге Дики точка, к которой движется сюжет, – это ожесточенный спор четырех мужчин о том, что им делать дальше.

Мужчины в «Избавлении» сталкиваются с социальным табу: одного из них изнасиловали, и это, в той или иной степени, будет висеть над каждым из них до конца его дней. Точно так же фильм Бурмана нарушает табу для каждого зрителя, и осознание этого висит над зрителем до самых финальных титров (а может быть, и дольше – во время дороги домой и на следующий день, когда вы рассказываете товарищам по работе, какой странный фильм вчера посмотрели).

Но героям фильма предоставлена возможность сберечь свою тайну: когда будет достроена плотина, все эти земли скроются под километрами воды. Как говорит Льюис своим спутникам: «Черт, глубже не закопаешь!»

Другими словами, что случилось в лесу, остается в лесу. Эти четверо могут вернуться в свою скучную жизнь, и никто, кроме них самих, не будет знать о том, насколько обогатил их этот опыт. А в голове у зрителя останется опасный вопрос: «Что бы сделал ты на их месте?»

«Избавление» было первым романом Дики. Всего за свою жизнь он написал три. В третьем романе, «К Белому морю», практически один персонаж, и этот персонаж – точная копия Льюиса, только эскимос. Впервые я узнал об этой книге в пересказе Джона Милиуса, который ею восторгался. В 1990-е по студиям ходил сценарий, написанный Дэвидом Уэббом Пиплсом и братьями Коэнами; он был чудовищный. Однажды мой агент принес мне этот сценарий и стал его расписывать как блестящий материал для Брэда Питта. «Брэд Питт? – спросил я, не веря своим ушам. – Блядь, это же эскимос!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное