Читаем Киноспекуляции полностью

Несколько раз мы сталкивались на каких-то мероприятиях – и оба ощущали такое сильное профессиональное неприятие, что это чувство было почти интимным.

Но все это время – и при Чэмплине, и при Бенсон, и при Туране – позицию критика второго ряда в Los Angeles Times неизменно занимал Кевин Томас.

В обязанности Кевина, как критика второго ряда, входило смотреть студийные релизы, до которых не успевал добраться критик первого ряда. Потом – смотреть все артхаусные и независимые фильмы. Потом – все зарубежные картины в лос-анджелесском прокате. А в середине и конце 1970-х, во времена Лины Вертмюллер, Клода Лелуша, Джанкарло Джаннини и Лоры Антонелли, это была довольно крутая работенка. Многие из нас, жителей Лос-Анджелеса, впервые прочитали о Вертмюллер, Фассбиндере и Осиме в статьях Кевина Томаса. Но задачей Кевина Томаса было не только разжевывать иностранные фильмы для простых кинозрителей из ЛА; он еще и писал обзоры почти на все новые эксплуатационные фильмы.

И обе эти задачи он выполнял лучше всех в стране.

В результате свои первые познания о Рассе Майере, Джессе Франко и Дарио Ардженто я почерпнул от Кевина Томаса. В большинстве дневных газет обзоры эксплуатационных фильмов писали критики не первого и даже не второго ряда: их сваливали редакционным неудачникам, нередко в виде наказания. И в текстах об этих фильмах всю свою злость и обиду они выпускали на предмет обсуждения (злились даже не на то, что приходится писать рецензию, а на то, что их заставили это смотреть). У Кевина Томаса была совсем другая система ценностей, совсем другое отношение к профессии. Каждый новый фильм от American-International Pictures, New World Pictures, Crown International Pictures, Cannon Pictures или Empire Pictures он встречал с открытостью, оптимизмом и некоторой долей уважения.

Роджера Кормана часто (и заслуженно) хвалят за то, что он помог многим молодым режиссерам проторить дорогу на крупные студии через его дешевые поделки.

Нужно ли отдавать Корману все лавры? Да, он нашел этих режиссеров. Но настоящим толчком к их первым студийным контрактам послужили хвалебные рецензии Кевина Томаса в Los Angeles Times. LA Times были любимой утренней газетой многих агентов и студийных менеджеров. И если Кевин Томас хвалил фильмы Джонатана Демми для Кормана, фильмы Джо Рубина для Crown International, фильмы Сэма Фирстенберга для Cannon Pictures, фильмы Стюарта Гордона для Empire, «Вой» Джо Данте, «Аллигатора» Льюиса Тига, «Мертвых детей» Майкла Лофлина или «Кочевников» Джона Мактирнана, кто-то в индустрии делал себе пометку.

Допустим, вы младший агент в William Morris и пытаетесь собрать крепкий список клиентов, или незаметный сотрудник Warner Bros. в поисках начинающего гения, еще не попавшего в сети вашего начальства. Если вы за утренним кофе открываете Los Angeles Times и видите, что Кевин Томас хвалит неизвестного режиссера или актера в свежем эксплотейшн-фильме – вы за это зацепитесь.

Если Томас написал, что «Страсть за решеткой» Джонатана Демми – хороший фильм, вы найдете копию и зарядите ее в студийную просмотровку. Если вы согласитесь с Томасом, вы подпишете договор с режиссером или попытаетесь продвинуть его кандидатуру при обсуждении будущего фильма.

А когда босс спросит вас: «Какой еще, к чертовой матери, Джонатан Демми?» – вы ответите: «Его последний фильм хвалили в LA Times».

Вот так режиссеры и пробивались на студийный уровень. Корман действительно был для киношников низшей лигой, готовившей кадры для высшей, студийной, но все изменилось в 1980-е, когда он продал New World Pictures и основал новую компанию, Concorde-New Horizons. Корман раньше многих понял, что для таких фильмов, какие делает он, театральный прокат свое отживает. Настоящий рынок для них – домашнее видео. Если в прошлом кинопрокат был главной заботой продюсеров (а сразу за ним – продажа на телевидение), то теперь он превращался в простое контрактное обязательство: чтобы на рекламе видеокассет стояла яркая надпись «Новинка кинопроката!» В Лос-Анджелесе это зачастую означало, что фильм спешно засунули в 3-й Египетский (3-й зал знаменитого Египетского театра на Голливудском бульваре, комнатушка размером с коробку для обуви) или в «Лейквуд Один & Два»[51].

Однако теперь, когда новая продукция Кормана миновала кинопрокат и шла прямиком на видеокассеты, она лишилась шанса привлечь внимание прессы. Кроме редких исключений (Карл Франклин и Луис Льоса), Кевин Томас перестал находить новые имена – и талантопровод Кормана оказался перекрыт.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное