Киносценарии: Нечаянные радости. Светлый ветер. Потусторонние путешествия

Профессор, продолжая кричать что-то уже совершенно бессмысленное, вдруг на мгновение замер в воздухе, веревка в руках растерянного Иакова натянулась. Деккер судорожно взмахнул руками, полетел по дуге и, рухнув вниз, ударился головой о дерево. Иаков бросился к профессору. Деккер, лежа на земле, тяжело дышал и дрожал, как подбитая птица.

В келье профессора было полутемно и тихо. Деккер сидел в глубоком кресле. Бритоголовый, в синяках и ссадинах, забинтованный, заклеенный пластырями, он производил пугающее впечатление. Верный Иаков был тут же.

Вошел Клаф и сел рядом.

— Я пришел проститься с вами, — сказал он негромко.

Профессор молчал.

— Я хотел бы, чтобы вы знали, — продолжал Клаф, — что, несмотря на печальный исход нашей деятельности, я счастлив... Я счастлив, что провел с вами эти годы...

Профессор, ерзая в кресле, стал проявлять беспокойство.

— Галилей боялся не тюрьмы и пыток, — сказал он хрипло, — он боялся собственных открытий... Вот почему он отрекся... «На наш ликующий восторг мир может ответить воплем ужаса» — это его слова.

— Возникновение каждой проблемы должно быть соотнесено со временем, — сказал Клаф. — Ваше здоровье сильно расшатано, профессор. Вам надо лечиться.

Он посмотрел на часы.

— Мне пора... До свидания, профессор... Разрешите мне на прощание обнять вас...

— Идите... Не надо, — сказал Деккер. — Я устал от вас, вы мне надоели... Всё верно, и всё подтверждается... Когда-то она мне сказала: «Ты будешь страдать, ты для этого рожден...» Комнатка у нас была маленькая, и окна выходили на улицу с длинным забором... А за забором бойня... Она взяла мою руку и сказала: «Тебя погубит истина. Ты всегда любил ее, но не понимал...»

— Он начал заговариваться, — тревожным шепотом сказал Клаф Иакову.

Иаков взял какую-то склянку, налил в ложку лекарство и дал профессору. Тот выпил.

Филипп и Самуэль сидели у костра. Был вечер. Самуэль снял с огня котелок и разлил по кружкам какое-то варево. Филипп попробовал и сморщился.

— Какая пакость, — сказал он.

— Пей, — сказал Самуэль. — Не всё, что вкусно, полезно. В супе из лесных кореньев витаминов больше, чем в мясе и масле...

— Мясо! — сказал Филипп. — Хотя бы хлеба кусок, — и он выплеснул содержимое кружки на землю.

— Какие у тебя могут быть претензии? — вспылил Самуэль. — Всю провизию до сих пор добывал я... Теперь ты попробуй.

Филипп встал и направился в сторону поселка.

— Послушай! — окликнул его Самуэль уже мягче. — Не сердись... Меня уже знают, запомнили... Вчера меня чуть не догнали... Пойди к форту. Солдаты иногда подают вполне пристойные объедки.

— Нет, — сказал Филипп, — просить я не буду... Я украду лучше.

Селение спало, лишь кое-где мерцали огоньки. Он прошел мимо лавки. Остановился. Потом осторожно вернулся и заглянул в окно. Он увидел на прилавке и полках хлеб, сушеную рыбу, какие-то бочонки. Выдавив стекло, он проник внутрь и начал грузить в мешок еду, встав на высокий бочонок. Неожиданно бочонок выскользнул из-под его ног. Раздался грохот. Филипп не упал, а вместе с мешком на минуту повис в воздухе, потом в бессознательном испуге взмыл под потолок лавки. Он носился в темноте, натыкаясь на предметы и производя страшный шум.

Наконец, ему удалось сориентироваться, он опустился на пол, выпрыгнул в окно и побежал.

— Стой! — высунувшись из окна спальни, закричал раздетый лавочник и выпалил несколько раз из револьвера.

Филипп упал, но тут же вскочил и не побежал далее, а полетел.

— Что случилось? — спрашивали разбуженные люди.

— Тот летающий бездельник влез ко мне в лавку! — ответил лавочник. — Вначале он бежал от меня, как нормальный вор, но я выстрелил, и он полетел. Видно со страха. Тут я его и узнал...

Достигнув рощи, Филипп опустился на землю. Рукой он прижимал левое предплечье. На поляне его ждал встревоженный Самуэль.

— Что случилось? — крикнул он. — Я слышал выстрелы! Ты ранен?

— Лавочник стрелял в меня, — сказал Филипп тяжело дыша.

— Да брось этот мешок, — смутился Самуэль. — Слава богу, царапина... Сейчас мы тебя перевяжем... Чтоб ему подохнуть... Он ведь мог попасть тебе в голову... Эх, собственники, гиены... Раньше верблюд пролезет в угольное ушко... Да дьявол с ними.

Самуэль перевязал Филиппу руку.

— Больно? — спросил он.

— Печет немного... Зато хоть поедим как следует.

Самуэль подложил в костер хворосту. Они уселись и принялись за еду. Они ели долго и жадно. Когда первый приступ голода был утолен и Самуэль закурил огрызок сигары, Филипп сказал:

— Вот и кончилась наша тайная вечеря. Завтра я вернусь назад, в монастырь. Ничего не вышло, Самуэль.

— Да, — сказал Самуэль. — И все-таки я благодарен тебе... Ты перевернул мою жизнь... Домой я больше не вернусь... Я взбунтовался... Мой дух взбунтовался... Я другой жизни хочу... Постараюсь перебраться в Европу...

— Да, друг мой, они еще горько пожалеют... — с пафосом продолжал Самуэль. — Да поздно будет... — и он погрозил куда-то в пространство пальцем. — Поздно будет, уважаемые владельцы мира сего!.. А сейчас мне пора... Надо успеть на поезд, а до станции часов десять ходьбы.

— Я провожу тебя, — сказал Филипп.