Кипение

Мама сидит в кресле с книгой в руках, я даже не заметил ее сразу, а она перестала обращать на меня внимания. Прихожу домой только в крайних случаях, всегда молчаливый и угрюмый, перестал уделять ей время, не мудрено, если женщина обиделась. Подойдя к ней, я присел перед матерью на корточки и чуть сдвинул книгу, привлекая к себе внимание. Некогда голубые, но сейчас ставшие с возрастом серыми, глаза опустились с мелких черных букв прямо на меня. Это был печальный взгляд, полный разочарования и какой-то затаенной боли. Мне стало стыдно за свое поведение, но голова все дни забита посторонними вещами.

– 

Это очень важно, прошу, послушай меня и сделай все так, как я попрошу. Я прошу прощения, что почти не появлялся здесь, да и когда появлялся, вел себя неподобающе, я знаю это, но я как-нибудь потом все тебе объясню, а сейчас просто сделай то, что я прошу, – стараясь говорить медленно и отчетливо, наблюдаю за тем, как появляются морщинки на ее лице. Их и так достаточно, но с каждым моим словом, глаза щурятся, лоб напрягается, и их становится больше. Прикусив губу, жду реакции, ругани, хоть чего-нибудь, кроме молчаливого взгляда.

– 

Нет, – сурово отвечает мама, и мои брови приподнимаются. Я не ожидал такого ответа от нее, обычно женщина делала все так, как я просил, чтобы это не было, прислушивалась к моим словам и не задавала вопросов. Да, она любила устраивать допросы при первой же возможности, но не в те моменты, когда я говорил, что это важно. Видя мое замешательство, она аккуратно вставила в книгу закладку и отложила ее на чайный столик рядом, – я не буду тебя слушать и тем более делать то, что ты говоришь, пока ты все мне не объяснишь, Алистер. Ты не появляешься неделями, говоришь о какой-то девушке, а теперь являешься и просишь меня что-то сделать, не задавая вопросов. Я не сомневаюсь в верности твоих решений, я просто хочу быть в курсе, – прямо выпалила она, а я уткнулся лбом в колени женщины, закрыл глаза и покачал головой из стороны в сторону. Рассказывать ей все не хотелось. Без моего повествования, она до последнего будет верить во все хорошее, что во мне есть, и ни за что не примет мою казнь за причастность к похищению принца. Расскажи я ей все, и ее вера погаснет, я был в этом уверен.

– 

Алистер, ты же знаешь, любое твое решение – я поддержу, чтобы ты ни натворил, – она нежно коснулась пальцами моих волос и провела по ним ладонью. Мне хотелось прижаться к ее груди и расплакаться, как когда-то в детстве, но я не мог себе такого позволить, не в мои годы и не при моем положении. Я подвел ее в первую очередь, ведь я – все, что у нее осталось, и с этим оказалось больнее смириться, чем с осознанием надвигающейся вероятной смерти.

– 

Я подвел тебя, и теперь хочу уберечь тебя от того, что тебе может грозить, – а если меня обвинят в преступлении против императорской семьи, к ней придут незамедлительно. Будут вести допросы, может, даже пытать, вдруг женщина знает имена моих сообщников, других предателей Империи. Им все равно, сколько ей лет, и что скажу я. Маме придется пройти через все круги ада, и неизвестно, выдержит ли она, оттого я хочу увезти ее подальше, туда, где ее не найдут или не достанут гвардейцы Императора.

– 

Все дело в той самой девушке? – интересуется она, а я вспоминаю ее слова в этой самой комнате, несколько ночей назад, когда я еще не был уверен ни в чем. Усмехнувшись, я внезапно осознал, что оказался на том самом месте, где оказаться не хотел. Примерил на себя шкуру бывшего жениха Скарлатины, погубившего себя ради ее спасения. Мне предстояла похожая задача, с малыми шансами остаться в живых. В эту девушку определенно нельзя влюбляться, но было уже поздно, и я это понял, когда в ярости бросил ту самую фразу в лицо принцу. Ни раньше, ни позже, а именно тогда, а она невольно вскрикнула у меня за спиной.

– 

Она не просто девушка, мама, она возлюбленная Рейнхарда Линкольна Фейна, бывшего принца и третьего сына Его Величества Императора. Он велел мне оберегать ее, я не справился, и теперь мое ближайшее будущее видится не в радужном свете. Я должен вывезти тебя из столицы, спрятать, я не могу допустить, чтобы ты попала на допрос гвардейцев из-за меня и всего этого, – коротко, чуть ли не произнося каждое слово отдельно, выговорил я, оторвав лоб от колен женщины и заглянув ей в глаза. К своему удивлению, в них было понимание, причем такое, что я сперва опешил. Маму накрыло непонятное мне чувство печальной радости. Выражение на ее лице не интерпретировалось иначе. Сжав мою руку она едва улыбнулась.

– 

Милый мой, не переживай за меня, они ничего мне не сделают, не посмеют, – сказала она с такой уверенностью в голосе, что я на секунду подумал, что много о ней не знаю. Может у нас есть усадьба или особняк в городе, миллиарды рублей и взвод наемных солдат в охране?

–