Кипение

В приемной, обычно кишащей народом, никого нет, всех просителей разогнали, рабочее время окончено. Гвардеец неотрывно следует по пятам и неуверенно переминается с ноги на ногу, когда мы подходим к дверям кабинета. Окинув еще раз взглядом весь текст на листе, беру себя в руки, решаю никем не прикидываться и просто стучу в дверь.

– Входи, – раздается голос наследника, и я переступаю порог кабинета, – только он.

Майкл сразу отдает почтительный поклон и уходит, закрыв за собой дверь. Мне пришлось присесть на одно колено, склонить голову и замереть в нелепой позе в ожидании разрешения подняться. Кроме Геннадия в кабинете никого не увидел, а мужчина стоял возле стены и рассматривал один из портретов. Оторвавшись от молодой красивой девушки, он обошел стол и устроился на гостевое место слева, что меня сильно удивило.

– Поднимайся и присаживайся, Измайловский, – голос принца ледяной, слова доносятся четко и строго, волосы невольно приподнимаются по всему телу. Устроившись на второе гостевое место, я оказался прямо напротив Геннадия. Между нами пустой стол, на который сразу лег лист бумаги с написанным мною соглашением, но пока текстом вниз, – вижу, ты тоже готовился к этой встрече, не так ли? – поинтересовался он.

– Я как раз собирался просить Графа Демова об аудиенции, чтобы предупредить вас кое о чем, – честно признался я, постаравшись придать голосу такой же холодный тон, как у принца, но у меня ничего не получилось. Разница слишком колоссальная.

– Даже так, предупредить, я внимательно тебя слушаю, – он откинулся на спинку стула, опустив руки вниз, и смотря на меня выжидающе. Одним движением перевернув лист бумаги, я развернул его и подвинул в сторону принца.

– Сперва я хочу попросить вас подписать один документ, и сразу после этого я все вам расскажу. В конце вы сами решите, стоят ли мои слова уплаченной за них цены. Я рассчитываю на вашу справедливую оценку, – сиди сейчас на стуле напротив любой другой представитель императорской семьи, и я не был бы так уверен в честности принятого им решения после моих слов, но в справедливый суд от Геннадия я верил. Не скрывая неохоты, принц подвинул к себе лист и пробежался глазами по тексту. Его лицо оставалось каменным, не выражавшим ни единой эмоции, брови не шевелились.

– Кто такая Скарлатина Лей Мортанс? – сразу поинтересовался он, подняв на меня взгляд и вернув документ на его место.

– Девушка, которая мне очень дорога, – не стал скрывать я, ведь вранье в голосе он мог услышать и распознать, а так, я определенно точно сказал принцу правду. Голос не дрогнул, слова раздались отчетливо и ясно. Положительно кивнув, Геннадий протянул руку в сторону основного стола Императора и, взяв оттуда ручку, спокойно поставил подпись в нужном месте. Он ничем не рисковал, ведь документ являлся соглашением о неприкосновенности, по которому, указанного в нем человека не имели права казнить. Принц не знал, кто такая Скарлатина, и ему было все равно. Меня-то казнить он все равно сможет, если захочет или рассказанная информация сыграет против меня.

– Итак, о чем ты хочешь меня предупредить? – интересуется Геннадий, откладывая ручку в сторону и снова откидываясь на спинку стула, убирая руки. Я понял, почему он так себя ведет – боится выдать волнение лишними движениями или нервным постукиванием по столу. Возможно, принц вызвал меня на аудиенцию с совершенно другой целью, а тут явился я, готовый выложить все ради спасения Скарлатины.

– Поправьте меня, если я не прав. Ваш брат, бывший принц Рейнхард доставляет вам неудобства даже там, куда вы его отправили. А возможно, уже проявил открытую агрессию против государства. Это так? – подбирая слова и стараясь не сказать ничего лишнего, наблюдаю за тем, как ледяная маска на лице Геннадия дрогнула, и под ней показалось непонимание. Значит я не опоздал, а Рейнхард еще не начал открытого противодействия власти. Это на руку.

– Причем тут Рейнхард? – серьезней прежнего проговорил принц, подавшись вперед и поставив сцепленные в кулак руки на стол. Подобный интерес должен был меня остановить или хотя бы насторожить, но в тот момент цель была одна, и в мыслях крутилось лишь желание скорей сказать принцу, что Скарлатину казнить нельзя, если он уже этого не сделал, конечно.