Кипение

Сколько дней заняло путешествие определить не удалось. Если первые два я могла посчитать из-за открытого люка и осознания, когда ночь, а когда день, то теперь это возможно сделать только на остановках. График я не знала, и пытаться угадать бросила, ведь поезд вполне мог останавливаться не раз в день, а два или даже три. Радовало только то, что за все время в нашем вагоне погибла только одна женщина. Ее тело вынесли на предпоследней остановке, а за оставшийся после нее спальный мешок чуть ли не разразилась драка. Благо заключенные не могли сдвинуться со своих мест из-за цепей, но каждая, кто смог дотянуться, ухватился за край и принялся тянуть на себя. Так они могли и порвать его, если бы не надзирательница. Наведя порядок, она забрала предмет спора, закрыла дверь, и поезд тронулся.

Когда мы прибыли, я не чувствовала ног и сама не знаю, как смогла подняться и пойти в толпе таких же обреченных людей к ожидавшему нас парому. Другого способа добраться до острова нет, только по воде или воздуху, но самолет- слишком дорогое средство передвижения, и никто не станет перевозить им заключенных. Если дело не касается принца, вот Рейнхарда явно везли со всеми удобствами, несмотря на официальное заявление о лишении его титулов.

Обхватив себя руками, осмотрелась по сторонам, но не увидела ничего, кроме толпы людей, окружающей меня со всех сторон. Вот тут были не только женщины из вагона, здесь смешались все, но заключенные все равно старались придерживаться именно тех социальных групп, какими ехали. Либо они успели подружиться, либо предполагали, что их все равно разделят по этому признаку в конце пути.

На паром нас загнали одной толпой. На каждом бортике была установлена желтая табличка с предупреждающей надписью, а вверх поднималась дополнительная ограда, не позволяющая людям перелезть и спрыгнуть в воду. Наблюдая за тем, с каким интересом все рассматривали именно эту табличку, я понимала, что мысли о побеге посещают разумы людей, но выражения их лиц говорили лучше всего остального. На них застыла обреченность и безысходность, в глазах многих читался страх, а я не знала, что творилось на моем. Не все смогли смириться с ситуацией, в которой оказались, но выхода сейчас, правда, не было.

Перестав следить, я с трудом переставляла ноги, обхватив себя руками и дрожа от холода. Пронзительный ветер налетел на нас после отправления парома. Не удивлюсь, если половина задержанных доберется до учреждения с простудой. Судя по каменным выражениям лиц сопровождающих надзирателей в гвардейской форме – им совершенно все равно в каком состоянии люди прибудут на остров. Логично, ведь от них требовалось лишь доставить их живыми, а там уже головная боль сотрудников исправительной колонии.

Только сейчас, стоя на палубе, зажатая со всех сторон обреченными людьми, я поняла, что плыву в один конец. Никто не придет за мной сюда, не заберет и не изменит мою жизнь. Мстить Скарлатине и Лорду Алистеру отсюда не выйдет, ведь их здесь нет, и мне не достать их с удаленного острова. Осознание этого обрушилось на голову с такой силой, что я не заметила ударившего в лицо холодного воздуха и брызг воды, от которых пытались увернуться остальные. Здесь я обречена, и никто мне не поможет, назад пути больше нет.

Глава 22. Минингит

Стоя в кандалах посреди красного ковра и перед некогда позолоченными дверьми с орнаментом, я уже почти не чувствую ног. Тяжесть цепей оттягивает руки, плечи пока держатся, но побаливают, скрывать не буду. За несколько дней физического труда на шахте, мышцы более-менее привыкли к нагрузкам, но грудь и сломанные ребра давали о себе знать. Только из-за показаний врача нас с принцем пока не подвергали полноценной работе, как остальных, но мы и не отлынивали. Больше всего сейчас ныла губа. Кончиком языка ощущаю на ней порез, и не нахожу во рту два зуба. Поморщившись от ощущения прикосновения к деснам, вздрагиваю, но продолжаю стоять по возможности прямо и ровно. Рот постепенно наполняется противной на вкус кровью, но за последние дни я успел к ней привыкнуть. Принцу досталось больше, у него глубокий порез на руке, который парень усиленно зажимал ладонью, разбита губа и затылок, судя по запекшейся на волосах крови. Как Рейнхард еще стоял на ногах, я не знал. Неотесанные заключенные, пытающиеся взять числом и силой, не рассчитывали на виртуозные движения принца, а в этот раз нас честно спасли гвардейцы и привели сюда. Что стало с нападавшими, мне неизвестно.