Киппенберг

И тут вместо Шарлотты заявляюсь я, с подкупающей усмешкой на устах, с открытой душой, исполненный понимания. С глазу на глаз я прямо и чистосердечно признаюсь, в какой переплет я угодил. А если этого покажется недостаточно, я должен буду сделать изящный, едва заметный намек, слегка напомнить старику о некогда произнесенном «не представляется возможным», чему я в конечном итоге подчинился тогда, два года назад. А у шефа это воспоминание пробудит неприятные чувства, и ему захочется поскорее вернуться в свою лабораторию к своим опытам, и он будет рад-радехонек, что есть на свете такой Киппенберг, который тихо и незаметно выпрямляет все некогда искривленное.

Вот как надо поступать в подобных случаях. Не бежать по первому зову, не устраивать петушиных боев. Дурак я, что ли?! Логика у нас в институте имеет три формы: между пинком и коленопреклонением существует еще улыбка, покоряющая, примиряющая, неопределенная. При помощи вышеописанной улыбки я надеялся поладить и с фрау Дитрих, перед дверью которой сейчас стоял, взявшись за ручку.

Я постучал, вошел, развязно поздоровался. Фрау Дитрих ответила на мое приветствие. Она сидела в своей маленькой комнатке одна, за столом, заваленным книгами, скоросшивателями, свернутыми в трубку диаграммами и кимограммами. Фрау Дитрих выглядит хоть куда, и одета очень элегантно, подумал я про себя, только уж очень строго. Но, может быть, впечатление строгости возникает от застегнутого под горло белого халата?

— Пять минут? — спросил я.

— Для вас хоть пятнадцать, — отвечала она. — Возьмите стул.

Я сел.

— Я к вам опять насчет H1, — сказал я.

H1 — это было кодовое название, которое мы приняли в свое время, когда я, хоть и поверхностно, ввел фрау Дитрих в курс дела, прежде чем окончательно закопал разработку Харры в своем сейфе.

Фрау Дитрих не ответила, посмотрела на меня испытующе и с невозмутимым видом раскурила сигарету. Я старался удержать ее взгляд, но вскоре понял, что ничего не добьюсь своей неотразимой улыбкой. Фрау Дитрих достала из ящика стола какую-то папку.

— Вы пришли справиться, — так сказала она, — еще раз справиться спустя полтора года.

— Это долгосрочные опыты, — ответил я.

Тут она не нашлась, что сказать, но мне было как-то не по себе под ее взглядом. Поэтому я раскрыл свой скоросшиватель на странице со структурной формулой и придвинул к фрау Дитрих.

— Освежим еще разок в памяти? — спросил я.

Она кивнула.

— Это вещество, — я вернулся на страницу назад, — известно с девяностых годов прошлого века, а с тридцатых нашего известна также и его структура. Продукт выпускается под сотней всевозможных названий во всем мире, а у нас…

— Вы можете непосредственно перейти к делу? — сказала она.

Я продолжал:

— Трудности при синтезе возникают в результате катализируемой кислотами промежуточной этерификации, поскольку она в присутствии заместителя в орто-положении значительно замедляется или вообще не идет, что объясняется пространственными препятствиями. Два года назад Харра выступал с теоретическим исследованием стерических затруднений, изучил некоторые вещества, причем использовал для своих целей вот это лекарственное сырье, поскольку оно тогда имелось в институте. А теперь взгляните вот сюда, — и я снова раскрыл страницу с формулой.

— Припоминаю, — сказала фрау Дитрих, — вместо метильной группы остаток органической кислоты с одним атомом железа.

— Точно, — воскликнул я, — именно так Харра и состряпал это на основе своих теоретических соображений, и, представьте себе, у Шнайдера с первого захода все получилось. Тогда Харра определил элементарную ячейку и доказал, что кристаллическая структура благодаря наличию атома железа так существенно изменилась, что стерические затруднения стали попросту невозможны.

Фрау Дитрих курила сигарету и внимательно слушала. Удивительно было то, что она до сих пор не перебила меня ни одним вопросом. Тогда я не удержался и рассказал ей про тюрингцев, про импортную установку и миллионы валюты.

Она кивнула, загасила свою сигарету, она поняла. Она поняла все, включая невысказанное, это я видел по ее лицу. Да, притворяться перед этой женщиной не имело смысла.

— Как-то не сходятся концы с концами! — сказала она.

— А в ваших долгосрочных опытах тоже не сходятся? — спросил я.

Она отрицательно покачала головой.

Я вздохнул с таким явным облегчением, что у нее дрогнули уголки губ. Она откинулась на спинку стула и сунула руки в карманы халата. Во взгляде ее я прочел вызов, но не принял его. И тут она спросила:

— А почему вы, — кивок в сторону скоросшивателя, — не обратились с этим в свое время к доктору Кортнеру?

Сейчас я предпочел бы встать и уйти, но я не мог уйти ни с чем. А она имела право задать этот вопрос. Некоторое время я молчал. Потом все-таки ответил:

— Потому что мне не хотелось на коленях умолять о чем-то, что нужно не для меня, а для дела.

Она спокойно кивнула.