Киппенберг

— Ах, вот оно что! Я с ней спал, это вы имеете в виду? — Удивительно, в том, что говорил Босков, я не находил сейчас ничего смешного. — Странно, — произнес я серьезно, и от Боскова не ускользнуло мое состояние, — всего лишь год назад подобный слух показался бы мне просто смехотворным, чуть ли не унижающим меня. А ведь фрау Дегенхард умная и привлекательная женщина. Раньше я этого не замечал, наверно, и в самом деле слишком высоко заносился. Это никак не связано с поездкой моей жены, — продолжал я деловым тоном. — Тут замешаны другие… скажем, импульсы. А слух этот я совсем не считаю абсурдным и, представьте, ставлю это себе в заслугу, простите, Босков, если вы сейчас меня не понимаете.

Босков молчал. Он, видимо, обдумывал мои слова. Я охотно помог бы ему, у меня ведь много накопилось в душе, хотелось задержаться, выговориться, как в прежние времена. Но момент для этого сейчас был неподходящий. Я поднялся. С машины так до сих пор и не позвонили. Не забыл ли я еще чего-нибудь?

— А кто такая подружка Вильде? — вдруг спросил я.

— Та смазливенькая лаборантка из отдела апробации, — ответил Босков. Он покачал головой. — Помните, все тогда смеялись, что такой великан выбрал как раз самую маленькую и изящную… И эти неприятности с Кортнером. Какие он устраивал сцены, когда она отпрашивалась немного раньше с работы на курсы стенографии и машинописи.

— А она имеет доступ к закрытым материалам? — спросил я.

— Вряд ли, — ответил Босков, — но раз этот вопрос у вас возник… Ладно, выясню у товарищ Дитрих.

Я собрался уходить. Босков сказал:

— Сегодня вечером, на собрании… Ну да ладно. — И он снова бросил на меня испытующий взгляд, но на сей раз решился заговорить. — В последние дни, — сказал он, — это стало для меня совершенно очевидным. Дело в том, что сегодня вечером вы должны были быть с нами.

Это прозвучало неожиданно. За последние годы Босков впервые намекал мне так прямо. Он просто перешел в атаку. Я очень спешил. У меня на самом деле не было времени, но я все-таки опять сел.

— Вы, пожалуй, правы. Тогда, на рабфаке, я ведь вам рассказывал, отец мне прожужжал все уши: политическая активность — это хорошо, но маленький человек не должен связывать себя ни с какой партией, иначе ему придется расплачиваться за грехи сильных мира сего. Я, конечно, давно так не думаю! Просто упустил когда-то момент. Уж если на то пошло, я давно чувствую свою принадлежность!

— Это, конечно, весьма похвально, — заметил Босков, — значит, чувствуете свою принадлежность, а на самом дело почему не принадлежите?

Еще недавно меня возмутил бы подобный вопрос. Сейчас стремление разобраться в своих поступках, проклятое чувство разочарования чуть было снова мною не овладели. Теперь мне, как правило, не удавалось справляться с такими состояниями без некоторой внутренней ломки. Бояться этого или желать, я не знал. Но в ближайшие недели я нужен был себе таким, каков я есть.

— В науке, — сказал я, человек может идти своей дорогой и без партийного билета. Но и это для меня сегодня не причина. Есть только один реальный аргумент.

— Надо еще посмотреть, что это за аргумент, — заметил Босков.

— А может, общество для меня — только волна, которая выносит наверх, — сказал я, — а вы и все остальные — лишь статисты в моей карьере.

— Кто это говорит? — спросил Босков.

— Не имеет значения. Весьма вероятно, что это на самом деле так, если иметь в виду бешеное честолюбие, которое двигало мною в юности… Во всяком случае, я так сразу не могу разобраться! Но если бы в этих словах не было доли истины, они бы не задели меня позавчера вечером.

— Позавчера вечером, — повторил Босков. — Ну да, все сходится. Что ж, возможно, доля истины в них и есть, да наверняка есть, раз сами считаете их справедливыми. Но в тот момент, когда вы над всем этим задумались, ваш аргумент перестал существовать, потому что люди, которых это действительно касается, обычно не задумываются над такими вещами. Они, как правило, абсолютно убеждены в том, что общество должно выносить их наверх и что другие должны оставаться статистами.

— Если бы заявление в партию, — продолжал я невозмутимо, — я подал, когда возглавил рабочую группу, то сегодня не мог бы разобраться в том, что и без того трудно понять: в какой мере меня волновало дело, а в какой мере драгоценное «я». — И прибавил подчеркнуто сухо: — Если что и вызывает недоверие к партии кое у кого, а вы из тех людей, у которых не должно быть на этот счет иллюзий, это то, что целый ряд должностей предполагает обязательное членство в партии. Ведь это не может не приводить в ваши ряды людей, которые более или менее равнодушны к делу, но у которых есть вполне естественное желание в рамках своих способностей использовать любую возможность для продвижения.