Теодор не знал, разумеется, сказал ли что-нибудь Александрийский Мате в том, основном стволе истории, где в этот же момент происходит такая же встреча. И неизвестно было Теодору, чем эта сцена завершится здесь и чем – по ту сторону Времени.
Если бы Теодор был способен преодолеть взором эту пропасть, он бы узнал, что в основном времени Александрийский выстрелил без предупреждения, потому что был чуть спокойнее, там у него не болела лодыжка.
– Что? Кто там? – Матя не сразу узнал Александрийского. Но сразу увидел в его руке наган – возможно, отблеск далекого фонаря высветил гладкость ствола.
– Это вы… А, профессор! Вы меня напугали!
– Вы не имеете права жить, Шавло, – сказал Александрийский. – И не только потому, что вы убили эту женщину, а потому, что ради своего блага вы готовы убить многих людей…
Вернее всего, Александрийский намеревался сказать что-то еще, но Матя не дал ему продолжать – он кинулся к нему, и Александрийский выстрелил. Вспышка ослепила Теодора, он на мгновение зажмурился и так и не узнал, как же получились, что Александрийский промахнулся с такого расстояния, а Матя ринулся к нему, но промахнулся ногой мимо бревна, ухнул в воду по пояс и застрял там, разгребая воду резкими широкими движениями рук и не продвигаясь к берегу.
– Стойте! Стойте! – закричал на него Александрийский, забыв, наверное, что в револьвере еще есть патроны, – он начал отступать и вспомнил о нагане, лишь когда Матя уже выбрался на мелкое место, совсем по-звериному, ловко и быстро встал на четвереньки и, не разогнувшись, бросился к Александрийскому. И тогда Александрийский выстрелил вновь и снова неудачно.
А Матя – наконец-то глаза Теодора привыкли вновь к темноте – дотянулся до ног старика и рванул его на себя с такой силой и злобой, что Александрийский со всего маха упал на спину, и Теодор услышал, как гулко и опасно его затылок ударился о что-то твердое.
Александрийский дышал – Теодор слышал его рваное дыхание.
Матя поднялся на ноги, сделал шаг вперед – словно уже некуда было спешить; Теодор ждал, что он наклонится подобрать наган, но вместо этого он занес назад ногу в тяжелом красивом башмаке и со всего размаха ударил носком Александрийского в висок. Тот ахнул и дернулся.
Матя снова занес ногу, и пан Теодор сделал усилие, чтобы не вмешаться, не кинуться к Мате.
Матя еще раз ударил Александрийского, и дыхание профессора прервалось. Матя начал ругаться. Он ругался негромко, но очень зло, будто только сейчас понял, какой опасности избежал и как ненавидит чуть не убившего его, Матю, человека.
На темной сцене у пруда появилось еще одно действующее лицо – Алмазов.
– Вы что здесь делаете, Шавло? – спросил он, сбегая по берегу легко, как настоящий атлет.
Матя потянулся за наганом и стал шарить рукой по траве в поисках оружия.
По тому, как он это делал, Алмазов, конечно же, догадался о намерениях физика и потому побежал еще быстрее – так, что, не останавливаясь, врезался в наклонившегося Матю, и от этого мгновенного прикосновения Матя со стоном упал на бок.
Далее Алмазов действовал не спеша.
Он запахнул куртку, надетую на голое тело маскарадного пролетария, затем отыскал наган, вытер его о штаны и присел на корточки возле Александрийского. Матя медленно поднялся и сел.
– За что вы его застрелили? – спросил Алмазов.
– Это он! – громко сказал Матя, и лицо его скривилось, как у мальчика, готового заплакать. – Это он хотел меня убить!
– Почему? – спросил Алмазов.
– Не знаю! Честное слово, не знаю!
– Врешь, – сказал Алмазов.
Александрийский захрипел, шевельнулся, будто намеревался подняться. Матя не выдержал и кинулся на него. Он пытался было снова ударить его, но Алмазов, хоть и был куда ниже Мати ростом, легко остановил его, больно ударив рукоятью револьвера по вытянутой руке. Матя схватился за руку и заныл. Он не переносил боли.
Алмазов внимательно оглядывался – он ничего не трогал, не двигался с места. Глаза уже привыкли к густому сумраку. Он увидел, что Матя промок, словно купался в пруду. Он увидел доску, конец которой, поднимаясь из воды, лежал на краю колодца… Алмазов сделал повелительное движение рукой, требуя, чтобы Матя отошел в сторону, и тот подчинился, и Алмазов, не опасаясь нападения сзади, присел на корточки возле Александрийского.
– Вы меня слышите? – спросил он. – Что случилось?
– Это он! – почти закричал Матя.
– Заткнись!
– Шавло убил Полину, – произнес Александрийский спокойно и ровно, словно сидящий в кресле здоровый человек. – Она в пруду.
Александрийский глубоко вздохнул. И замолк.
– Не верьте ему, он сошел с ума! – Но Шавло уже не смел снова кинуться к профессору. Из него будто выпустили воздух.
Безмолвие профессора встревожило Алмазова. Он протянул руку, поднес ладонь к лицу профессора. Воздух был недвижим. Алмазов приподнял веко.
– Ты его убил, – сказал он.
– Я же говорил! – невпопад ответил Шавло.
– Беги за врачом, – приказал Алмазов.
– Нет! Не хочу!