Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

– Ну что ж, я тогда вызову людей другим способом, – сказал Алмазов, поднимая руку с револьвером, и тут он ощутил пальцем знакомую наградную серебряную планку. Ему не надо было разглядывать револьвер – он уже знал, что это его наган.

– Пожалуйста, не надо, – просил Шавло.

Алмазов не слышал его. Он старался сложить простые мысли – и все они сводились к тому, что некто только что стрелял здесь из его, алмазовского ревнагана, из украденного у него ревнагана, и, если эта история всплывет, Алмазову ее припомнят. Может быть, не сегодня. И если даже не сегодня, то замечательная, гениальная схема с Шавло лопнет.

– Ладно, – сказал Алмазов, продолжая размышлять, кто и каким образом мог забраться к нему в номер и выкрасть оружие. – Рассказывай все как есть. Ничего не скрывая. В этом твой единственный шанс.

– Он… – Матя показал на Александрийского. – Он мертв?

– Ты его убил, – сказал Алмазов.

– Нет! Он сам!

– Какую Полину ты убил?

– Я не знаю никакой Полины!

– Так мы с тобой ни до чего не договоримся, – вздохнул Алмазов. – И учти, профессор, времени у нас в обрез. В любую секунду сюда могут прийти.

– Но вы скажете, что он сам? Ему стало плохо с сердцем?

– У него проломлен висок, – сказал Алмазов. – Ты его застрелил, а потом бил по голове.

– Я не стрелял!

– Ты типичный фашист!

– Я коммунист!

– Или ты рассказываешь, или я вызываю людей.

– Я гулял… он подстерег меня! У него был пистолет…

– Мое терпение лопнуло, – сказал Алмазов.

И тут он догадался. Его озарило.

– Она в колодце? – спросил он и тут же повторил с утвердительной интонацией: – Она в колодце. Ты думал, что ее никогда не найдут. А профессор тебя увидел. И ты его застрелил. А потом добивал – уронил револьвер и добивал! Откуда у тебя револьвер?

– Ну честное слово, не знаю! Он был у Александрийского!

Алмазов пошел по дорожке от пруда. Он прошел совсем близко от беседки. Шавло бежал за ним, ему было трудно бежать, он задыхался – видно, наступила нервная реакция.

– А как же наши планы? – Вдруг Шавло нашел спасительный аргумент. – Мы же с вами хотели работать вместе.

– Недоумок, – огрызнулся Алмазов, нарочно не останавливаясь и не замедляя шага, потому что понимал, как Мате тяжело оправдываться на бегу. – На что мне нужен физик, который убил женщину, а потом своего учителя. Я тебе передачи носить не намерен.

Матя Шавло не улавливал радости в голосе чекиста. И он бы умер сейчас от изумления, если бы смог заглянуть в озаренную светлой догадкой душу Алмазова. Алмазов менее всего намеревался теперь прикрывать проект, ради которого он оказался в Узком. Первый испуг провала, отягощенный догадкой о пропаже револьвера, уже миновал и сменился трезвым пониманием того, что вместо спесивого и самовлюбленного сотрудника он, Алмазов, после этой ночи получает в свое распоряжение раба, который никуда отныне не денется и проживет остаток своих дней в постоянном ужасе перед разоблачением.

– Шавло, – неожиданно сказал Алмазов, подходя к мокрой скамейке. – Садись.

– Как так? – Шавло остановился и оглянулся назад, словно боялся, что их сейчас догонит Александрийский.

– Не бойся, он не встанет. – Алмазов не сдержал улыбки, и Шавло, к своему потрясению, увидел, как отражают свет выбежавшей из-за облака луны его ровные зубы. – Говори спокойно, рассказывай все как было. И мы с тобой вместе решим, что лучше сделать. Ну садись, в ногах правды нет. Небось дрожат коленочки?

Они сели на скамейку.

Теодор стоял в двадцати шагах сзади. Он был недвижен. Ему хотелось вернуться к пруду и проверить, на самом ли деле Александрийский мертв. Но он не мог себе этого позволить – он не жил в этом времени. К тому же он верил опыту чекиста: если Алмазов сказал, что профессор умер, значит, умер.

Матя рассказывал Алмазову, как Полина нашла его и шантажировала, как он был вынужден ее убить, спасая великий проект. «Это была единственная жертва. Клянусь, единственная жертва». И он не думал о себе…

Алмазов поддакивал, не переспрашивал, и Теодор уже догадался, что его волнует совсем иное. Он предположил, что Алмазов рассуждает, как избавиться от тела Полины и как объяснить смерть Александрийского. На самом же деле тот думал о своем револьвере – как он попал в руки к Александрийскому.

– Хватит, – сказал Алмазов, резко поднимаясь. – Вы остаетесь здесь. Никуда без моего разрешения – никуда. И если кто-то попытается пройти к пруду, вы не должны пускать. Надеюсь, это вам можно доверить?

Теодор отметил про себя, что Алмазов возвратился к нормальному обращению – перестал тыкать Мате, словно барин дворнику.

– Я побуду, – сказал Матя. – Конечно же. Только вы недолго.

– Как управлюсь.

Алмазов ушел наверх, к дому.

Теодор остался в кустах, из носа лило, и нельзя было высморкаться – Шавло закричит при любом подозрительном звуке или движении. Он жалеет теперь, что не выпросил у Алмазова револьвер, подумал пан Теодор. Но Алмазов не доверил бы ему оружие.

Шавло не мог сидеть. Он пошел к пруду, но через несколько шагов остановился и вернулся к беседке. Потом повернулся к кустам, в которых стоял Теодор, и замер. Он почувствовал неладное, почувствовал присутствие человека.