Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

– Пожалуй, мой друг, мы выполнили задание, и нам есть с чем вернуться за Рыцарскими крестами, – сказал Васильев.

– Тебе не достанется, мой друг, – сказал Фишер, не переставая снимать атомное бедствие. – Ты иностранец, притом плохих кровей.

– Вот иностранцы, таких же, как я, плохих кровей, сделали бомбу, до которой не додумались самые арийцы из арийцев. Допускаю, – к Васильеву вернулась способность к иронии, порой спасавшая, но чаще губившая его, – что среди них были евреи.

* * *

Видно, нарком НКВД успел зажмуриться, но все равно его ослепило. Хуже было с Френкелем – тот так и не надел очки, не посмел сделать это раньше Ежова. Он сидел на холодном бетоне крыши, раскачивался и стонал.

Один из фотографов тоже временно ослеп, но другой, Хазин – еврейское счастье! – в тот момент менял пленку, отвернувшись от взрыва, – нашел время, идиот! Зато сейчас он оголтело щелкал аппаратом, стараясь заснять и шар на истончающейся ножке, и общий вид погибшего города.

Все эти детали события Матя увидел сразу, но осознал лишь потом, когда миновало наслаждение свершением. Он победил! Он победил в тот момент, когда на вышке вспыхнула ослепительная искра. И он единственный в мире владеет в полной мере не только секретом нового абсолютного оружия, но и пониманием того, что это означает для человечества, которое никогда уже не станет таким же, как прежде. 5 апреля 1939 года был произведен первый в мире взрыв атомной бомбы…

А это означает, что на Земле наступает эра всеобщего мира, потому что после того, как человечество убедится в том, что абсолютное оружие, а значит, и гибель всего живого на Земле – печальная возможность, оно будет вынуждено отказаться от войн, ибо за любым ударом последует удар ответный. «Впрочем, какого черта я лезу в будущее? Сегодня я победитель, а завтра они попытаются меня судить и отнять у меня славу… Теперь они все мне опасны – и Алмазов, и Френкель, и Вревский, и, уж конечно, сам Ежов».

– Доктора, черт побери! – стонал Ежов, и только сейчас Шавло услышал этот голос, может быть, потому, что стихли последние раскаты вселенской грозы. – Я ослеп! Доктора!

«Не надо было выдрючиваться», – мысленно сказал Шавло.

Вревский, снявший очки, и Алмазов, все еще в очках, уже склонились к наркому. Френкель сидел, тер глаза и стонал.

– Где врач? – строго спросил Вревский у Мати.

– В поселке, в больнице, – сказал Матя. Он, разумеется, промолчал, что Алмазов вычеркнул медиков из списка людей, которым положено было участвовать в наблюдении взрыва. Потом их, конечно, запустят в город, если там осталось что-то живое. «Дураки, мы все дураки – не догадались, что взрыв будет столь силен и очевиден – на многие десятки верст».

– Почему в поселке? – Вревский был грозен. – Это преступление! – Подстраховываясь на всякий случай, он уже искал виновных.

На счастье, Ежов начал видеть – временная слепота прошла.

– Прекратить! – крикнул он, все еще щурясь. – Успеется врач, успеется. Вревский, чем кричать – проводи Френкеля вниз.

И сам Ежов, уже владея собой, подбежал к брустверу. Он смотрел на город. Шавло последовал за ним. Алмазов крикнул кинооператору, пришедшему в себя:

– Ты снимай! Возьми камеру свою и снимай. Если будет в съемке брак, лично расстреляю.

– Мог бы силком на меня очки надеть, – укоризненно сказал Ежов. Он поднял бинокль и стал обозревать в него картину разрушений. Он вел бинокль по панораме бывшего городка и неожиданно присвистнул совсем по-мальчишески.

Матя смотрел на город – кое-где поднимались струйки дыма и горели костры, но это продлится недолго – в домах было мало древесины. Пылал ангар – горел самолет, и густой черный дым поднимался дальше.

Атомное облако превратилось в тучу, которая низко висела над полигоном.

Ежов опустил бинокль.

– Все-таки глазам больно, – сказал он. Затем он обернулся к Алмазову и Мате. – Ну что ж, славно мы рванули, – сказал он, широко улыбаясь. И Матя понял, что и до Ежова уже дошло осознание величия того, что они видели.

– Сколько, интересно, фугасных бомб рвануло? – спросил Ежов.

– Это мы попытаемся подсчитать, – сказал Шавло.

– Почему такая неуверенность, товарищ Шавло?

– Потому что часть приборов вышла из строя – взрыв оказался даже сильнее, чем мы рассчитывали.

– Не меньше тысячи бомб, – сказал Алмазов.

– Ну тогда пойдем посмотрим, – сказал Ежов. Он уже был бодр и почти весел.

– Вы хотите туда? – Этого Шавло не ожидал.

– Разумеется. Надо же посмотреть, какие же мы с тобой изобретатели, если сами не посмотрим, чего натворили.

– Там может быть опасно, – сказал Матя и поглядел на Алмазова.

– Только попрошу без этих интеллигентских штучек, – начал сердиться нарком. – Что там такого угрожающего? Пожара испугался?

– Там могут быть опасные излучения.

– Могут или есть?

– Вернее всего, есть.

– Какие? Насколько опасны?

– Мы еще не точно знаем. Но излучения были замечены при опытах.

– Эх, дурак ты, дурак, – рассмеялся Ежов. Матя заметил, что нарком перешел с ним на «ты» именно с момента взрыва. И совсем не ясно, хорошо это или никуда не годится?