Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

Ежов вытащил один из свертков и пошел вдоль стола к Сталину, разворачивая его по дороге и улыбаясь, как будто там сейчас окажется слиток золота.

Он прошел за спиной Мати, и тот почувствовал словно ожог – инстинкт самосохранения завопил – беги!

Матя сидел неподвижно, напрягшись и побледнев.

Сталин перевел взгляд с приближающегося Ежова на Матю – он был интуитивен, – что-то его насторожило в физике.

Ежов бухнул перед Сталиным на стол блестящий растекшийся ком – такими иногда бывают золотые самородки.

– Это, Иосиф Виссарионович, – произнес он, – ответ по поводу температуры. Мы вам на память привезли. Убедительней любых слов.

«Они вытащили это из эпицентра, – понимал Матя. – Эта штука и этот чемодан испускают сейчас смертельную радиацию. Я попался между Сциллой и Харибдой…»

Матя спасал себя – и у него не было времени рассуждать.

– Иосиф Виссарионович, – сказал он хрипло. – Простите меня, пожалуйста.

В тот момент он не знал, что скажет дальше, – предупредит ли Сталина об опасности или убежит из кабинета.

И Сталин, не разгадав еще причины столь невежливого поведения ученого, еще более насторожился и готов был уже оттолкнуть от себя блестящий самородок, и Ежов сразу обернулся к Шавло – детские глаза наполнились мгновенной болью и упреком, Алмазов, сидевший рядом, больно наступил на ногу.

И Шавло понял, что выбора нет, потому что он сделал его раньше, еще на испытательном полигоне, когда позволил Ежову отправиться в пекло.

Матя криво улыбнулся. Он был бледен, высокий с залысинами лоб взмок.

– Мне нужно покинуть вас, мне, простите… я, наверное, что-то съел в дороге…

Матя был столь испуган, что и в самом деле боль в животе скрутила его так туго, что он готов был кричать.

И Сталину передалась именно эта боль. И сразу примирила его с неприятным длинным академиком, которого он, правда, еще не сделал академиком…

– Скажите в приемной, – заметил Сталин, кладя маленькую короткопалую руку на блестящую спину радиоактивного самородка. – Вам покажут.

И когда Матя вышел, Сталин добавил:

– В будущем, Николай Иванович, когда будете привозить ко мне несмелых ученых, сначала отводите их в туалет.

Чекисты улыбнулись, понимая шутку и разделяя ее.

– А теперь раскройте мне тайну, что же такое вы мне привезли?

– Это самый обыкновенный кирпич, Иосиф Виссарионович, – сказал Ежов. – Он попал как раз в центр взрыва. Так что вы можете собственными глазами убедиться в том, что температура там была высокая. И товарищ Шавло был прав, когда говорил, что все градусники полопались.

Алмазов тем временем достал из чемодана и передал наркому еще один предмет, который, будучи развернут, оказался большой неровной каплей стали. Затем последовал кусок спекшейся земли.

Сталин внимательно разглядывал каждый из трофеев и откладывал в сторону. Ежов заворачивал их в бумагу, передавал Алмазову, и тот клал их обратно в чемодан.

– Каковы результаты с живыми существами? – спросил Сталин, рассматривая главную, как бы завершающую всю серию фотографию – фотографию великого дымного гриба, поднявшегося до низких облаков.

– В зоне испытаний, – доложил бесстрастно Ежов, – живых существ не обнаружено.

Почувствовав какую-то невнятную заминку в голосе Ежова, Сталин подбодрил его.

– Продолжайте, – сказал он. – Большие дела требуют жертв. Я понимаю ваши чувства.

Он посмотрел на дверь – Шавло пора было бы вернуться. Неужели так прихватило? Или это медвежья болезнь?

– Практически все живые существа, находившиеся в пределах километровой зоны, погибли, многие сгорели без следа. Вот общая картина взрыва. В последовательности.

– А слон? – спросил Сталин.

– Слон погиб, – сказал Алмазов торжественно, будто речь шла о генерале.

Алмазов протянул Сталину последнюю серию фотографий. Не все были удачны, на одной видно, что фотограф припозднился и не успел снять начало взрыва, – над городом уже поднималось темное вулканическое полушарие дыма и огня. Еще одна фотография взрыва получилась неудачной – опустив на секунду аппарат, чтобы посмотреть на площадку, фотограф был ослеплен и хоть попытался сделать снимок, тот получился нечетким и косым. Но Сталин сделал вид, что не обратил внимания на эту неаккуратность. Он понимал, что фотографам было нелегко.

* * *

На покрашенной голубой масляной краской стенке туалета был прикреплен фанерный ящичек – из него торчали края листков, нарванных из газет. И на них не хватает пипифакса, вздохнул Матя. Хотя это был туалет для охраны и случайных визитеров – вожди сюда не ходят.

Когда Матя вышел из туалета, лейтенант, который провожал его, сделал шаг в сторону – оказывается, он ждал, почти прислонившись к двери.

«Сейчас он спросит меня, как мое здоровье, предложит лекарство? Как у них положено?» Лейтенант ничего не сказал – он пропустил Матю вперед и шел сзади, шаг в шаг.

«Сколько минут я себе подарил? Наверное, минут пятнадцать, надеюсь, они уже кончили рассматривать вещественные доказательства».

Лейтенант открыл дверь, и Матя остановился в проеме двери. Все обернулись к нему.