Кира

Раздевшись, я вернулся в привычный и уютный кокон комнаты. Развалился на диване, согрелся, пощёлкал пультом телевизора, бездумно переключая каналы. Бессмысленная жвачка, льющаяся с голубого экрана, заполнила мозг, и мне стало почти хорошо. Просидев в отупении с четверть часа, отправился на кухню и нашёл в одном из ящиков спички. Попытался покурить, но от горького дыма запершило в горле и быстро закружилась голова, так что я затушил сигарету в раковине и выбросил в мусорное ведро.

День едва начался, и я всё так же не имел понятия, на что его тратить. Бессонница и кошмары выматывали меня и иссушали, высасывая всякое желание жить. Для чтения книг я слишком отупел, от телеэкрана болели глаза, музыка вызывала отвращение. Единственным моим желанием был сон, но я никак не мог себе позволить забыться хотя бы ненадолго. Если поначалу чудовище, преследовавшее меня, появлялось лишь по ночам, когда я засыпал по-настоящему, то теперь всё изменилось. Она находила меня, даже когда я ухитрялся на несколько минут задремать в метро или автобусе. Уже не один раз я пугал окружающих дикими воплями, которые испускал, не просыпаясь, и корчами. Люди будили меня, я извинялся. Но догадывался, что рано или поздно мой сон при посторонних закончится либо приводом в полицию, либо беседой с психиатром.

В первое время, когда всё только стало ухудшаться, я ещё с опаской подумывал, что, возможно, схожу с ума. Стресс, причина и следствие всех заболеваний современного городского человека, настиг и меня, как я думал. Позже сил на подобные размышления не осталось. И я незаметно стал называть происходившее со мной «травлей». Оно преследовало меня, загоняло в угол, глумилось и издевалось… даже если было при этом лишь порождением моего больного мозга.

Мысль о завтраке появилась и пропала, вытесненная липкой пустотой усталости. Я снова щёлкал каналы, не понимая толком, что смотрю. Глаза болели всё сильнее, но я упорно цеплялся за это занятие, позволявшее хоть чем-то занять себя, не засыпая. От слёз жгло воспалённые веки, и я сам не заметил, как стал держать глаза закрытыми всё дольше и дольше, постепенно проваливаясь в тревожную дрёму.

*

Вода. Меня держала в мягких объятиях вода.

Мелкая рябь бежала по тёмной поверхности, превращая её гладь в покрытое паутиной трещин зеркало. Ветер тихо играл в сухом камыше. Я грёб, размашистыми движениями толкая своё тело вперёд. Слева и справа медленно катились назад берега ленивой узкой речушки, украшенные вековыми соснами. Мой настрой полностью соответствовал пейзажу. Лёгкая расслабленная меланхолия…

Которая моментально испарилась, когда меня хлестнула по ногам струя ледяной воды. Я вздрогнул всем телом. Бестолково забил ногами, стараясь отплыть в сторону как можно скорее. Короткий рывок вперёд – и я выгреб из ледяного протока.

– Ничего себе… – пробормотал я.

Должно быть, где-то под водой бил ключ, один из многих, питавших реку, и мне не повезло влезть прямо под ледяную струю. Передёрнув плечами, я плеснул в лицо пригоршню воды и поплыл вперёд. Настроение было испорчено. Хотелось побыстрее добраться до берега.

Но…

Каждый взмах рукой давался мне всё тяжелее и тяжелее. Как будто вода медленно густела, не желая меня отпускать. Сперва это было почти не заметно. Слегка изменился звук, с которым падали в воду летящие с моих рук капли. Усилилось ощущение, с которым ноги рассекали толщу воды. Но спустя всего несколько гребков я понял, что увяз.

Река перестала быть жидкой. Пропала рябь с её поверхности, ведь ветер больше не способен был волновать похожую на кисель тяжёлую массу. И вернулся холод. На этот раз он не хлестнул по ногам ледяной плетью, сбивая дыхание и настораживая. Холод подкрался огромным зверем, чудовищем, таящимся у самого дна.

Меня проняло до самых костей. Ощущение недоброго присутствия пришло вскоре следом за мурашками на коже. Это не холод казался мне чудовище. Это скрытое под тёмной водой чудовище принесло его с собой. Я запаниковал. Кровь застучала в ушах.

Я попытался рвануться к берегу, дёрнул рукой, выбрасывая её вперёд для гребка… и едва не выдернул плечо из сустава. Я увяз в холодной патоке речной воды. Попался в ловушку невидимого преследователя, как насекомое в золотистую каплю смолы.

Свободной оставалась лишь моя голова. Я вертел ей во все стороны, до боли вглядываясь во взявшие меня в плен тёмные воды, изо всех сил пытаясь выглядеть того, в чью ловушку я попал.

И она скоро появилась в поле зрения. Нечёткий овал лица, бледный до невозможной для живого человека фарфоровой белизны. Корона тёмных волос, медленно колышущихся над головой. Глаза, покрытые белесыми бельмами разложения, но резко очерченные тёмными кругами теней. И синюшные губы, резко выделяющиеся на фоне бескровного лица.

Она… Оно, это существо, приближалось медленно, хотя и было похоже, что загустевшая вдруг вода стала препятствием только для меня. Постепенно вырисовывались контуры тела, такого же бледного и неживого. И не поднималось из глубин ни одного пузырька воздуха – его не было в заполненных водой лёгких похожей на девочку твари.