Около недели назад Кира сидела перед трехстворчатым зеркалом, держа в руках пудреницу, похожую на ракушку, таким образом, что ее лицо, дробясь на кусочки, отражалось, как погруженное в хрустальную вазу, многократным повторением различных ракурсов, разбросанных стеклянных осколков. В этот момент блуждающий взгляд одного из ликов оторвавшись от тщательного наблюдения неожиданно выскочившего на лбу прыщика (хотя ей думалось, что такие маленькие неприятности остались классе в восьмом) наткнулся на другой, не менее внимательный взгляд. Чуть было не ойкнув от неожиданности, но сдержавшись, Кира оглянулась на Яшу, стоящего в дверном проеме, и следящего за ней… Оказавшись раскрытым, слуга без приглашения вошел в ее комнату. «Ты шпионил за мной?» – спросила Кира скорее любопытно, чем строго, и Яша, почувствовав в ее голосе разрешение на вольность, ответил, что просто смотрел. Он не сказал: «Нет, miss» или «Нет, прошу простить меня». Он сказал: «Нет».
И в этот момент, глядя на его скрюченную фигуру и кривую, хмурую улыбку, за которой промелькнула тень смущения и застенчивости, сочетающаяся в то же время с отсутствием всяких манер и, как следствие, природной наглостью, Кира как в первый раз увидела в нем не слугу, а мальчика-ровесника. И тогда ней стало страшно.
Своим по-женски внимательным взглядом она безошибочно определила,
Наверняка, быть уродливым – страшное наказание, но красота – не лучше, пусть даже это звучит надменно и кажется проблемой белоручек, все же признаем, что быть красивым – тоже труд. Кира не зазнавалась, но справедливо оценивала свою внешность. Наоборот, если бы она направо и налево говорила, какое же уродливое у нее лицо, это подозрительно сильно смахивало бы на паршивое, дешевенькое кокетство и желание понравится своей лживой скромностью. Так что да – она была красивой. И она знала это.
И поэтому-то у нее не было друзей среди мальчиков. Ты хочешь дружить, а с тобой никто не дружит – все в тебя влюбляются. Ты пытаешься быть ласковой и доброй со своим слугой, а он… Только Влад относился к ней, как к подруге, потому что она была его сестрой. Но не той сестрой, с которой растешь вместе, и оттого она становится невыносима, как кутикула на указательном пальце. Это та сестра, которую переоткрываешь для себя заново, словно нового человека, с которым в то же время отсутствует смущение первой встречи, какое бывает с чужой, незнакомой девушкой. Кира ценила их дружбу, их связь, и потому подпустила Влада ближе, чем других, потому доверяла ему свои переживания и заботы.
«Влад, Яша смотрел на меня…» – рассказала она на следующий день брату, с ужасом нарисовав у себя в голове кислый натюрморт совместной жизни со слугой, жизни, которой, слава богу, не бывать.
Влад не сказал: «Ну и что?» или «Подумаешь, смотрел…» Влад сразу все понял. Тактично и с расстановкой, так, чтобы не задеть ее чувств, он спросил: «Мне стоит вмешаться?»
«Нет, я только хотела, чтобы ты знал…»
Брат кивнул, и тогда Кира поняла, что пока рядом с ней брат, он никого другого уже не подпустит.
И хотя Яша по сословным причинам был в некотором роде недуэлеспособным, тем не менее, на определенную сатисфакцию Влад всегда мог рассчитывать.