Кира в стране дирижаблей

Крики Ефимова уже было слышно без рации, вцепившись в трос ободранными, и потому кровоточащими ладонями, он полз наверх, оставляя на канате красный след. Но намокшие руки предательски соскальзывали вниз. Ефимов тянул за собой весь экипаж своей корзиной. Пять метров…

– Режьте! РЕЖЬТЕ!!!

– Я… – Однабоков тупо смотрел на раскачивающегося на ветру Ефимова.

Три метра…

Вдруг на палубу с грохотом приземлились тяжелые сапоги, спустившегося с капитанского мостика Смертина. Весь красный капитан яростно ткнул пальцем в болторез.

– Дай сюда эту штуку!

Арцеулов не посмел возражать. Но тут уже за край люка зацепились красные пальцы. Показалась вторая рука… голова… Ефимов ввалился на палубу. Из него вытекали капли пота и слез.

Смертин, разведя широко локти, одним резким движением перерезал толстый трос. Пустая корзина канула в пустоту. Капитан отбросил болторез в руки перепуганного Арцеулова.

Сейчас разбираться с этой тройкой не было времени. Смертин бросил презрительно-суровый взгляд на Ефимова, а затем на Однобокова и уже собирался вернуться на капитанский мостик, как вдруг остановился, слушая, что-то в наушниках.

– Мы должны сбросить бомбы, – Смертин обернулся к Однабокову. – Хотя бы несколько. Из-за вашего промедления нам повредили фюзеляж. Мы не можем набрать высоту. Мощности уже не хватает. Придется выкидывать все лишнее. Сбросить бомбы. Сейчас.

– Ваше Благородие, там внизу деревни. Наши деревни. Русссские.

– Неужели?! – почти провизжал Смертин. – Это твоя вина! – он ткнул пальцем в пухлый живот Однабокова. – Я тебе говорил! Нужно было всего лишь пожертвовать жизнью одного солдата! Неужели ты хочешь пройти всю войну так никого и не убив?

Рот на красном лице капитана плевался, когда Смертин, обильно жестикулируя, напирал на писателя.

– И что же теперь ты предлагаешь? Кстати, сколько в тебе килограммов, толстяк? Может, раз такой умный, прыгнешь вместо бомбы? В тебе же не меньше центнера, не так ли? Вон какой живот отрастил!

Однабоков смотрел, как над головой угрожающе колышутся гроздья бомб – огромные железные виноградины, налитые смертоносным соком. Писателю вдруг стало все равно на них, на голоса вокруг, на кричащего Смертина, на громыхающие снаряды – он видел небо.

В разбитом иллюминаторе по левую руку от Смертина он видел его – бескрайнее великое небо, не упирающиеся в землю, но обволакивающее ее. Под ним не было ничего кроме этого неба, высокого, грязного, но все-таки высокого, с тихо ползущими вкруг облаками. «Как тихо и торжественно, и прекрасно, совсем не так, как жил я, как жили все мы, и только для того, чтобы оказаться здесь, – думал Однобоков, глядя в пустоту. – Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Все бессмысленно, все глупо, все пошло, кроме этого, бескрайнего неба. И ничего не существует, кроме него, да и оно на самом деле тоже обман… и есть только покой… покой… и тишина. И слава богу…!»

Однабоков застегнул шинель на все пуговицы, отдал честь Арцеулову и сделал шаг в пустоту. Его тело, прежде чем потеряться в облаках несколько раз перевернулось в воздухе.

44

Журналист Дмитрий Крысилев занял место на бомбардировщике в хвостовом отсеке возле отверстия, где должен был располагаться пулемет. Пулемета там не было, но крепилось не менее грозное оружие – съемочная камера. Ассистент менял катушку с пленкой – своеобразную обойму.

Крысилев снимал военную хронику для своей передачи. Его самолет Б-28 летел вместе с седьмой эскадрильей императорского летного корпуса на подмогу «Громобою», но, когда они вышли из облака, увидели грузное тело дирижабля, медленно сползающее вниз. Объятый огнем, распираемый тысячью взрывов торпед, которые уже добрались до склада боеприпасов, что породило новую волну пламени, затмившую солнце, бездвижимый и неживой «Громобой» исторгал из себя последних аэронавтов, которые спасаясь от огня летели навстречу гибели от другой стихии. У большинства не было парашютов. И люди летели просто кубарем, сыпались, как песок.

Камера заработала, стараясь запечатлеть кадр за кадром, ужасные сцены людской смерти.

Из-за гибнущего тела «Громобоя» показался «Хозяин неба». Он летел как ядерная ракета в замедленной съемке. И тут же клин эскадрильи рассыпался на отдельные самолеты, которые взвились, как хищные птицы.

– Мы можем поднырнуть под килем этой громадины? – спросил Крысилев пилота.

– А можно мы будем исполнять не ваши приказания, а? – огрызнулся летчик.

Бомбардировщик совершил маневр и попытался подняться над фюзеляжем «Хозяина неба». Но неповоротливый, как слон, дирижабль, хоть сам и уступал в скорости самолетам, его орудия – нет. Корпус тряхануло, линза камеры разбилась, пленка вылетела и спуталась.

– Они попали в мотор! Срочно отключи подачу топлива, пока мы не сгорели на хрен! – Крысилев сквозь звон в ушах услышал голоса в кабине. Журналист поднялся с пола, куда свалился, услышав жуткий треск.

Сквозь круглые отверстия в корпусе зияли покрывшиеся копотью облака.