Кирилл Обломов и его невероятные миры

Мне это доставило истинное удовольствие, я подмигнул Кате, она понимающе улыбнулась и мы, почти бегом устремились к тёмному болоту, курица с отчаянным кудахтаньем, хлопая крыльями, периодически зарываясь клювом в землю, ринулась за нами. Но у самой воды нам пришлось остановиться, курица догнала нас, тревожно кудахчет, переводя взгляд то с меня, то на Катю. А вдруг мы успели что-то сказать друг другу очень важное? Неожиданно она взлетает и садится мне на спину.

— Ах ты дрянь, — сшибаю её с себя, — тебе сказали наушничать на нас, а не сидеть на мне!

Трёхглазая курица с обиженным кудахтаньем слетает и, нахохлившись, не сводит с нас злобного взгляда.

— Вот так-то лучше будет, — я пригрозил ей кулаком.

Зажигаем факела, но они не приносят облегчения, трясины впереди, при свете пылающих факелов, выглядят её более зловещими.

— А давай ты Мурзика позовёшь? — вспоминаю я про огненного котёнка.

Катя задумалась, затем решительно трясёт головой:

— Нет, здесь так сыро и жутко, а котёнок такой маленький и беззащитный, вдруг его кто-то обидит.

— В принципе ты права, — соглашаюсь я, всматриваясь сквозь затопленный лес.

Где-то вдали мерцают огоньки. Они вспыхивают то слева, то справа, иногда впереди, освещая тусклым светом маслянистую поверхность топей.

— Это блудички? — шёпотом спрашивает Катя.

— Наверное, — мне становится зябко. — Ты хлебные крошки не забыла?

Катя сунула руку в карман и достаёт их целую горсть. Трёхглазая курица, увидев такое богатство, зашлась в жалобном кудахтанье.

— На, мерзкая гадина! — Катя швыряет ей целую горсть.

Курица с жадностью налетает на хлебные крошки и лихорадочно склёвывает их, словно неделю голодала.

— Ты её ещё кормишь, — скривился я.

— Да что с неё взять, глупая курица, а ведь тоже кушать хочет, — вздыхает Катя и держит ещё одну горсть хлебных крошек. — А как их Огонькам дать? Просто кинуть, да? — неуверенно спрашивает она.

— Давай попробуем сначала клубочек бросить, — предлагаю я, — а когда подберёмся к ним поближе, крошки кинем.

Достаю подарок Бабы-Яги, рассматриваю его, с виду обычный моток шерстяных ниток из которых можно связать свитер или тёплые носки.

— Неужели покатится? — недоверчиво заглядывает мне через плечо Катя.

— Не знаю, — пожимаю плечами я.

— А вдруг это добрая шутка Бабы-Яги? — хохотнула Катя, рассматривая невзрачный клубок из шерстяных ниток.

Оглядевшись по сторонам, взглядом найдя более-менее сухое место, осторожно его кидаю. Клубочек от удара об землю слегка откатывается в сторону и застывает в задумчивой неподвижности.

— Так я и знала, — разочарованно тянет Катя, — весёлая старушка!

— Странно, — пинаю его ногой, клубочек вновь откатывается и застывает. — Катись! — требую я и даже ногой топаю.

Клубочек вроде качнулся, словно не понимая, что от него хотят и вновь недвижим.

— Вроде как дёрнулся? — спрашивает Катя.

— Показалось, — испытывая глубочайшее разочарование, говорю я.

Катя поднимает его с земли, заботливо обтряхивает от налипшей грязи, кладёт за пазуху:

— Будет время, шарфик себе свяжу, — грустно улыбается она. — Вот Бабушка-Яга, вот шалунья!

— Что ж, придётся самим искать дорогу. Сейчас шесты сделаем и пойдём, — со страхом говорю я, вглядываясь в мёртвый лес.

— Послушай, а вдруг кикимора выскочит? — невольно прижимается ко мне Катя.

— Назовём, истинное имя Бабы-Яги, она отстанет. Кстати, ты не забыла его?

— Ой, кажется, забыла! — теряется Катя.

— Вроде … Чичача, — напрягаюсь я.

— Да нет … Чечачия.

— А может, Чучачка? — брякаю я.

— Сам ты Чучачка, — вздыхает Катя. — Забыли, значит, — с грустью опускает взгляд, кидает голодной курице ещё одну жменю хлебных крошек.

— Все не истрать, — беспокоюсь я.

— У меня их целый карман, — она сдувает со лба непокорную чёлку. — Пойдём шесты делать?

— Пойдём, — понуро отвечаю я.

С шестами наизготовку ступаем в болото. Под ногами хлюпнула вода и на поверхность вырвались пузыри, лопнули, распространив после себя тошнотворный запах гнилой тины.

— Мне страшно, — отшатнулась Катя.

— Если тебе будет от этого легче, то мне тоже страшно, — в ответ говорю я.

— Нет, совсем не легче, мальчики должны быть всегда храбрее девочек! — с горячностью изрекает Катя.

— А я думал, вы всегда предпочитаете быть храбрее нас.

— Это в школе, а здесь … девочки предпочитают смелых мальчиков!

— Хорошо, держись меня, Катя. Иди строго нога в ногу, так по болотам ходят, я по Дискавери видел, — несколько польщённый говорю я.

Зажмурившись, делаю ещё шаг, вновь поднимаются зловонные пузырьки, вызывая спазмы в горле. Но я не погружаюсь в болотную жижу, под ногами ощущаю постилку из спрессованных корней и ила, она колышется как кисель в чашке, но наш вес пока держит.

Щупаю впереди шестом, он не проваливается, делаю ещё шаг. Постепенно заходим всё дальше и дальше в болото.

Мерцающие огоньки вспыхивают с разных сторон, иногда приближаются, словно испытывая любопытство, затем уносятся в сторону, где отражают зеленоватый свет на поверхность трясины.