Уже накануне официального объявления Великого Князя «Вождем русской эмиграции» в среде правой ее части назревали достаточно яркие противоречия между сторонниками и противниками его фигуры, а также и о роли будущего съезда. В мае 1925 года в сводке Союза Братской Помощи даже сообщалось о том, что «масоны повели атаку на Высший монархический совет и всех монархистов, державшихся постановлений Рейхенгалльского съезда. Чувствуя, с одной стороны, приближение развязки, с другой стороны, неся непрерывные неудачи в своем стремлении захватить в руки движение великого князя… и расколоть монархистов с помощью кирилловского движения… они бросили огромные деньги на русскую прессу, которая за последний месяц занялась усиленной травлей ВМС»[184]
. Даже находясь в эмиграции, правые не забывали свои традиционные обвинения в масонстве и его заговорах.Таким образом, в русской эмиграции фактически сформировалось два идеологических течения: легитимный законный монархизм сторонников Великого Князя Кирилла Владимировича, а также фактически непредрешенческий монархизм сторонников бывшего Верхглавкома Русской Армии. Фактически получалось, что русские монархисты выбрали свои политические предпочтения. Однако несмотря на то, что в целом русская эмиграция, как по оценке П. Б. Струве, так и П. Н. Милюкова, по большей части состояла из монархистов, «ретроградность» политических взглядов некоторых активных деятелей русской правой эмиграции могла создать опасную ситуацию противоречия, в которой объединение русской эмиграции на платформе поддержки Николая Николаевича было бы фактически невозможно из-за нападок со стороны республиканцев и демократических элементов. Именно поэтому в эмиграции возникает с точки зрения политической практики своевременная попытка трансформации политической идеологии с дореволюционной России. Именно трансформированная под новые условия идеология «либерального консерватизма» могла дать новую платформу для политического взаимодействия русской эмиграции.
Предлагали ли эмигранты какую-то идеологию?
Поскольку истоки консервативной идеи восходят ко временам Французской революции и продиктованы реакцией на нее со стороны известных французских и английских политических философов Р. де Шатобриана и Э. Бёрка[185]
, то именно к этим проблемам в политической практике возвращались и русские консерваторы в XIX веке. В российской же политической традиции к этому направлению консервативной идеологии относят профессора всеобщей истории Московского университета, либерала по политическим взглядам, Т. Н. Грановского. Его и Б. Н. Чичерина с западноевропейскими консерваторами роднил «полемический либерализм» (данное определение было дано политическим философом К. Лефором).Самым ярким представителем либерального консерватизма в дореволюционной общественно-политической мысли является Б. Н. Чичерин (1828–1904). Исследованиями его общественно-политических взглядов занимался воронежский историк Л. М. Искра, а также другие отечественные ученые. Наряду с Борисом Николаевичем другим важным представителем либерального консерватизма в России является русский историк, публицист К. Д. Кавелин (1818–1885). Идеологические предпосылки формирования русского либерального консерватизма были заложены именно этими авторами. Б. Н. Чичерин не пытался создать либеральный консерватизм в современном понимании. В его трактовке он носил название «охранительный» консерватизм, в котором консерваторы не основываются на доктринах и учениях, а в первую очередь руководствуются «запросами жизни, историческими реалиями своего народа, и никакая общественная теория не может лечь в основу охранительной системы»[186]
. Несмотря на то, что сам Б. Н. Чичерин отдавал симпатии именно консервативному мировоззрению, он не отрицал значения и либерализма. Он отмечал, что консерватизм являлся гарантом стабильности общества, а либерализм способствовал его развитию. Как отмечал Л. М. Искра, для Чичерина было характерно понимание политической идеологии, направленной на дальнейшее развитие по такому принципу: «для нормального функционирования общества необходимо как развитие, так и торможение»[187]. Именно этот тезис можно считать основой «охранительной» идеи в русской политической идеологии. Эту идеологию русский мыслитель уподоблял общежитию, для которой важно «сохранять, улучшая»[188].