Кирилловцы vs николаевцы. Борьба за власть под стягом национального единства

Современный исследователь пишет, что «либеральный консерватизм» являлся и стержнем «Белой идеи». Казалось бы, парадокс, ведь термин «либеральный консерватизм» не употреблялся в политическом лексиконе времен Гражданской войны в России. Но В. Г. Хандорин отмечает, что термин «либеральный консерватизм» он ввел самостоятельно для определения идеологического «лица» Белого движения. По мнению автора, данный «стержень» «состоял в стремлении соединить наиболее жизненные из достижений революции (такие как уничтожение пережитков сословного и самодержавного строя, решение земельного и рабочего вопросов) с национальной спецификой, требовавшей учета авторитарной ментальности народа, религиозных корней и баланса интересов всех классов российского общества»[198].

«Создание новой версии осуществлялось в весьма радикальной форме как реакция на революционные события и, до известной степени, спонтанно ориентировалось как на характерный для русской радикальной демократии радикально-публицистический стиль, так и на полемические приемы, свойственные ранней стадии формирования политической философии консерватизма»[199]. Пережив революцию и гражданскую войну, русские политические и общественные деятели эволюционировали в своих взглядах. Ярых антилибералов в среде эмиграции теперь было найти очень трудно. Ведущий специалист по истории консерватизма пишет, что на Зарубежном Съезде 1926 года «Струве и Ильин выступили в духе непредрешенчества [курсив автора. — В. Ч.] будущей политической формы, которую примет российская государственной после краха большевизма»[200]. В парижском отеле «Мажестик» сошлись представители «двух консерватизмов» — с одной стороны П. Б. Струве и И. А. Ильин, а с другой Н. Е. Марков 2-й, который «пытался лишь механическим путем сплотить всех правых под началом „вождя“, в.к. Николая Николаевича»[201]. Обратим внимание, что именно в этом и заключалась основная суть и противоречие консерватизмов эмиграции — белогвардейское непредрешенчество с авторитаризмом времен самодержавной монархии, которое представлял Марков 2-й.

П. Б. Струве уже в 1930-е гг. в своем известном цикле статей в газете «Россия и славянство» писал: «Суть либерализма как идейного мотива заключается в утверждении свободы лица. Суть консерватизма как идейного мотива состоит в сознательном утверждении исторически данного порядка вещей как драгоценного наследия и предания. И либерализм, и консерватизм суть не только идеи, но и настроения, точнее, сочетание сознанной идеи с органическим, глубинным настроением»[202]. Однако, по нашему мнению, обращение к словам Струве 1930-х гг. не совсем справедливо для определения его политического «кредо» в 1920-е гг. Декларация политической платформы либерального консерватизма тогда имела совершенно четкую цель — подготовку эмигрантской общественности к объединительному съезду.