Кирилловцы vs николаевцы. Борьба за власть под стягом национального единства

Для определения статуса Российского Зарубежного Съезда 1926 года следует обратить внимание на то, какие институты существовали в Русском Зарубежье в начале 1920-х гг. Специалист по истории русской эмиграции д.и.н. М. Л. Галас отмечает, что среди институтов квази-государственности Русского Зарубежья был главный, основой которого стали «легальные российские организации». Этим институтом был «представительский блок, руководимый Совещанием русских послов, Земгором, РОККом, Съездом русских юристов за рубежом». К другим институтам автор относит Российскую Армию (надо предполагать, что в данном случае автор говорит о единой российской армии, т. к. официальное название военных антибольшевистских сил, эвакуированных из Крыма в ноябре 1920 г., — Русская Армия ген. Врангеля) и Дом Романовых. Но ни армия, ни династия «не могли быть легитимизированы по соображениям суверенной безопасности государств-реципиентов и геополитического баланса, советских дипломатических и контрразведывательных акций»[211]. С утверждением историка можно согласиться. Даже с юридической точки зрения акт 26 июля / 8 августа 1922 года, в котором Великий Князь Кирилл Владимирович объявил себя «Блюстителем Государева Престола», не мог легитимизировать его как безусловного главу русской эмиграции, особенно с учетом того, что он не был безоговорочно признан со стороны русских беженцев. Помимо прочего, легитимизация главы династии происходила в двух аспектах: преемственности с точки зрения династических законов и в признании законности среди эмигрантов. Однако наиболее слабыми сторонами для главы династии были его личность и особенно противоречивые действия в февральские дни 1917 года, и в связи с этим достаточно низкая популярность. В данном контексте общественное мнение эмиграции было далеко не на его стороне, что в целом говорит о малозначимости его акта для рядовой общественности. Мы согласимся с позицией М. Л. Галас и в том, что дипломатические представительства, которые фактически были объединены Совещанием (Советом) послов под руководством М. Н. Гирса, являлись институтами, которые могли нести в себе идеи легитимизации государственности Русского Зарубежья. Это же отмечает в своих работах М. М. Кононова[212]. Идея легитимности в целом была характерна и особенно нужна в условиях первых лет существования многочисленной русской эмиграции, однако после дипломатического признания СССР со стороны Франции в 1924 году для большей части эмиграции легитимность уже не носила обязательного характера. Актуальность сместилась в сторону возможности представлять интересы эмиграции перед мировым сообществом. В то же время следует обратить внимание, что последние дипломатические представительства бывшего Крымского правительства генерала П. Н. Врангеля закрылись к 1925 году.

Согласно теоретическим построениям современных историков-эмигрантоведов (в частности, покойного сербского историка М. Йовановича), русская эмиграция существовала в рамках т. н. «перемещенной государственности». По мнению Йовановича, в данное понятие входит преемственность политических институтов, начиная с существовавших органов политической власти в России со времен существования империи и заканчивая общественно-политическими объединениями и партиями, которые продолжали свою деятельность с дореволюционного периода[213]. В то же время отметим, что сами дипломатические представительства не были включены Йовановичем в субъекты «перемещенной государственности»[214]. Династия Романовых не включалась в рамки данного феномена. Эта позиция, как мы сказали, правомерна, т. к. легитимизация Династии как института способствовала бы утверждению предположения о том, что русская эмиграция целиком состояла из приверженцев монархии, а не вбирала в себя представителей белогвардейских объединений и правительств, которые не были связаны с Домом Романовых в годы Гражданской войны. О феномене так писал С. С. Ипполитов, ссылаясь на Йовановича: «Россия зарубежная не желала уступать ей [Советской России. — В. Ч.] свои права и стремилась организовать руководящий центр, чтобы не остаться жалкой беженской пылью, этнографической массой и защитить юридические права россиян-эмигрантов»[215].

Великий Князь Николай Николаевич: от Верховного Главнокомандующего к Верховному Вождю

Современный исследователь русского консерватизма пишет, что после революции 1917 года «идея восстановления монархии сменилась у консерваторов идеей диктатуры „сильной личности“. Многие из тех правых, кому удалось эмигрировать из России, впоследствии нашли такую „сильную личность“ в лице диктаторов ХХ века. Монархизм сменился цезаризмом, а затем бонапартизмом, получившим распространение уже в кругах Русского Зарубежья»[216].