Кирилловцы vs николаевцы. Борьба за власть под стягом национального единства

Трудно не согласиться с позицией автора, но стоит подвергнуть ее и сомнению. Дело заключается в том, что цезаризму и бонапартизму не были подвержены абсолютно все круги русской эмиграции, а лишь непредрешенческий ее лагерь. Законный монархизм оставался таковым без изменений. Здесь и образ монарха оставался классическим, за одним, правда, исключением. Законный монархизм эмиграции на эмоциональной основе слишком сильно оказался подвержен критике за недавно произошедшие события в дни Февральской революции. При этом сама идея монархии не была в своих базисных основах подвержена существенному переосмыслению. Исключением было только то, что институт монархии перестал был государственным, он остался только династическим. И в этом смысле мы должны лишь констатировать, что институт монархии в изгнании — это новый вид представления людей о монархии. Именно в этот момент династии своими основными задачами считают сохранение и перенесение исторических традиций государственности и идеи власти, а также социальную работу в этом направлении. В русской эмиграции социальная работа стала основной прерогативой представителей Дома Романовых только с 1940–50-х гг. На первом этапе политика затмевала все остальные сферы деятельности. И в этом смысле сторонники Романовых должны были подумать о том, как выстраивать образ главы династии и главы русской эмиграции. Если первая задача касалась деятельности легитимистского лагеря, то вторая полностью была передана сторонникам Великого Князя Николая Николаевича-мл.

О признании за Великим Князем Николем Николаевичем прав на главенство в «освободительном движении» писал Н. В. Савич по итогам заседания «Союза Освобождения», которое происходило в самом начале апреля 1922 года (запись в дневнике датирована 4 апреля). Н. В. Савич отмечал, что решение признать права на главенство за Николаем Николаевичем было почти единогласным, хотя оно и не проводилось в форме голосования. «За» данную инициативу выступили Гулькевич, Петражицкий и ген. Е. М. Миллер. Последний и передал, что Великий Князь «согласен на такое возглавление, но отнюдь не по поручению семьи Романовых, а лишь по желанию народа, т. е. армии и общественных организаций, как последний Верховный Главнокомандующий»[217]. Тот же Савич в июне 1923 года отметил, что правые видели в Великом Князе «не будущего государя, а лишь национального вождя»[218].

Впервые понятие «Вождь» в эмиграции появляется еще в июне 1922 года на страницах журнала «Двуглавый Орел». Вот что, в частности, писал тогда публицист, скрывший свое имя за буквой «Л»: «Русский народ молчит. Уста его скованы чрезвычайкой. Воля его парализована пулеметами… Народ безмолвствует. Но — совсем не так, как „безмолствовал“ он — по фальшиво образному выражению поэта — при Царях». Задаваясь вопросом, почему народ находится в таком состоянии, является ли это тем, чего добивался народ во время событий 1917 года, автор приходит к тому, что народ страдает «от отсутствия истинной государственной власти». И заканчивает автор свои измышления тем, что народ будет «искать своего Хозяина. Народ будет искать своего Царя. И если Царю, как воплощению государственности в мирном состоянии, еще не время явиться, то будет искать того Вождя, который вернет народу государство, а с ним вернет и Царя». Публицист заканчивает: «Русский народ ждет и будет ждать своего Царственного Вождя. Он уже начинает робко называть его имя. Скоро оно будет на устах у всех. И это имя — имя Николая — поведет всех за собой по пути к возрождению России, а, следовательно, и по пути к Царю»[219].

О действиях семьи Романовых в 1923 году наглядно рассказывают документы из архива Дома Русского Зарубежья. Так, в сентябре 1923 года Князь Гавриил Константинович получил от Великого Князя Кирилла Владимировича следующее письмо, к которому была приложена копия письма к Кириллу Владимировичу от Николая Николаевича. В письме Кирилла Владимировича говорилось: «Чтобы не отвернулись от нас Русские люди и чтобы нам не заслужить сурового суда истории в будущем, мы должны теперь же согласовать действия каждого из нас на Нашем Семейном Совете и показать сомневающимся, что у Романовых в отношении России не может быть двух различных мнений»[220]. Также в собрании фонда Гавриила Константиновича сохранилась копия письма Великого Князя Петра Николаевича Кириллу Владимировичу от 30 августа 1923 года по ст. стилю, которое было прислано Гавриилу Константиновичу, по-видимому, самим Кириллом Владимировичем. В письме Петр Николаевич говорил: «Я должен, к сожалению, заявить Тебе, что не сочувствую предложению Твоему созвать семейный совет, так как он, по моему мнению, может только привести к новому доказательству розни наших взглядов и принципов»[221]. Из данных писем видно, что инициатива созыва семейного совета Романовых исходила исключительно от Великого Князя Кирилла Владимировича, но который так и не был услышан в силу напряженных отношений в семье и, главное, в силу политических пристрастий «николаевской» ветви Дома Романовых.