Кировская весна 1931-1935

ЛАГЕРЬ НА НИКОЛИНОЙ ГОРЕ

Было приготовлено решительно все – в вещевом мешке лежали пара трусов, майка, кружка, ложка, обязательно нитки, да притом крепкие, суровые, и иголка. И вот наступило долгожданное утро. Москва только просыпалась. Еще не дымила высокая труба завода «Стеол» и улица Радио была пуста. Чистое небо легонько озарялось розовыми лучами восходящего солнца. Остывший за ночь воздух был свеж и приятен.

На нас новые костюмчики серого цвета и ярко-красные галстуки. И вот под дробь барабана Егорушки, с вещевыми мешками отряд тронулся в путь. Впереди наше пионерское знамя. Его несет Костя Закурдаев. Отряд расширился, и Миша теперь звеньевой, а я – горнист.

Мы миновали Разгуляй, вышли на Басманную, пересекли Земляной вал, промаршировали мимо Китайгородской стены, спустились к Охотному ряду, где виднелись торговые помещения, низкие, приземистые, похожие на сараи с широкими воротами, и пошли по направлению к Смоленскому (теперь Белорусский) вокзалу.

Барабанщик барабанил. Нам хотелось, чтобы, несмотря на ранний час, все жители Москвы знали, что это идет наш шестнадцатый пионерский отряд. Разве плохо звенит наша песня:

Ты стал недаром пионером,

Так больше дела, меньше слов.

Служи всегда во всем примером.

Так будь готов!

«Всегда готов!»

Птицей песня поднимается над Москвой! Возле Триумфальной площади с нами поравнялся обоз ломовых извозчиков. Кованые колеса повозок грохотали по булыжной мостовой, но не могли заглушить бой барабана.

– Молодец, хорошо играешь, – сказал Егорушке извозчик.

При подходе к вокзалу мы уже шли не одни. По тротуарам шагали рабочие. Они спешили на фабрики и заводы. Одобрительно махали нам руками.

Вот, наконец, и вокзал. Но мы пришли не первыми. На платформе уже собралось несколько пионерских отрядов Бауманского района. Сложив вещевые мешки, они стояли группами, громко смеясь. Нас они поприветствовали громкими возгласами.

Поезда ждали недолго. Выпуская сизые клубы дыма и пыхтя, паровоз подал состав. Мы сели в старенький, с узкими окнами и потому полутемный вагон. Кто-то запел песню, ее подхватили. Поезд тронулся, стуча на стыках рельсов колесами…

Вот и станция Перхушково. Мы быстро вышли на перрон, построились по отрядам, пошли по проселочной дороге. Чем дальше шли, тем красивее становились места вокруг. Сначала вплотную к дороге подступали ели, потом белобокие березы образовали коридор, а дальше сплошной стеной рос смешанный лес. Хороши были кряжистые дубы. А цветов-то сколько: розовые, желтые, синие! Миша Боровнюк впервые видит такую яркую картину и то и дело спрашивает, как называется тот или иной цветок. Да и не ему одному все это в диковинку. Многие ребята в лесу и в поле бывали редко.

Незаметно мы отшагали верст девятнадцать. Лесная дорога осталась позади. Вот и Николина гора.

Нежный ветерок трепал наши волосы. Мы стояли на высокой круче под лучами солнца. Внизу серебрилась Москва-река. Извиваясь, она уходила вдаль и терялась среди полей и лугов. К самой воде желтыми языками спускался песок.

– Вот тут, на Николиной горе, и будет наш лагерь, – сказал Леша Бочин. – Место хорошее. Если одобряете, то будьте как дома. Здесь каждый кустик ночевать пустит. Складывайте вещички.

Под густым кустом орешника мы сложили вещевые мешки, и усталость мгновенно пропала, будто мы и не шагали по длинной-предлинной проселочной дороге. Хотелось бежать туда, к воде, купаться, лежать на песке. Но Леша умел угадывать наши желания.

– Это, ребята, потом, – показал он рукой на реку, – а пока проверим теоретические знания на практике. Видите, палатки привезли…

Засмотревшись на реку, мы и не слышали, как подъехали подводы, на которых были погружены палатки, лопаты, топоры, два больших котла. Когда все это разгрузили, Леша для каждого звена показал место, где ставить палатку, выделил по лопате и топору.

Работали мы с увлечением. Да и как не увлечься, если ты сам, своими руками делаешь себе жилье.

Над лесом незаметно спустились сумерки, прокуковала кукушка, да несколько раз простучал дятел. Мы спешили закончить работу. К нам подошел Леша, проверил натяжки, заглянул внутрь палатки.

– Одобряю вашу работу, отлично поставили палатку, а теперь быстро нарвите ветвей, подстелите их вместо матрацев. Ясно?

Все побежали, нарвали липовых ветвей, положили их на землю, поверх постелили одеяло. Получилась замечательная постель: мягкая, пахнущая медом.

Я дал горном дал сигнал.

– Спать, спать по палаткам!

Миша одобрительно хлопнул меня по плечу. Наступила тишина. Только было слышно, как, тихонько покашливая, вдоль палаток шагает вожатый Леша. А ребята мгновенно уснули, распластав руки.

Проснулся я от песни какой-то птицы, легонько приподнял краешек палатки и увидел сидевшего на старом пне Лешу. Лицо его было усталое, глаза полузакрытые. Мы спали, а он, оказывается, охранял нас всю ночь. Мне стало не по себе. Я выскочил из палатки, а он погрозил мне пальцем и молча показал на восток.

Там занималась заря. Ни о чем не говоря, но понимая друг друга, мы просидели рядом больше часу. В лесу начиналась своя жизнь, пели птицы. В синем небе медленно летел ястреб.