Вокруг Феди создался свой джаз. Сыгровки шли под его личным руководством. Оркестр был специфический. Кроме ребят из команды с мандолинами и гитарами, он включал в себя Сельвинского, ожесточенно дувшего в сделанную им самим из бумаги трубу. Шафран стучал палочками по маленькому деревянному обрубку или свистел на гребенке. Гаккель ловко высвистывал на специальной джазовой дудочке. Оркестр неплохо исполнял и «Катеньку» и «Румбу-Фьесту».
Пели частенько стихи Сельвинского: «Шли три матроса с буржуйского плена». Это было модной вещью на корабле. Сам автор песни не раз выступал со стихами в нашей аудитории и рвал воздух своим трубным голосом: «Крала баба грузди, крала баба грузди и бобы». Тот, кто не участвовал в общем веселье наверху, уходил вниз в Красный уголок.
Многие читали, сидели над домино, а кое-кто дулся в козла. У «козлятников» считалось особым шиком крепко брякнуть костью об стол. Проигравшему – свистели и по-милицейски руками давали сигнал на выход. Тут же ютились тихие, скромные шахматисты, бузившие только в конце игры при проигрыше или при перемене хода…
Так жила, работала, развлекалась советская пловучая колония в Арктике, во главе со своим «полпредом» – большевиком-ученым Шмидтом.
Мы уже подходили к мысу Челюскина.
Туман… туман… к а к. . в китайской прачечной. Может быть, поэтому мое первое полярное «стихотворение» выглядело так:
Арктика – прачка, шанхайская прачка,
Паром тумана свела горизонт.
И вот эта торосная качка
Наш ледовитый Фронт.
Грубо, необтесано, но меня, как «начинающего поэта», не обидели, и стих появился в стенгазете.
Берег лежал рядом, но туман не показывал его. Сквозь толщу словно утрамбованного пара еле-еле можно было различить темные, громадные силуэты кораблей. Их много. Здесь бросили якорь «Красин», «Сибиряков», «Седов», «Сталин», «Русанов» и другие.
Но и это едва видимое зрелище было грандиозно. Мыс Челюскина – самая северная точка материка. Надо было произойти Октябрьской революции, чтобы эта недоступная прежде земля увидела сразу и впервые 6 кораблей, и каких кораблей!
{11}
02.09.33 Светланка Сталина
Мне теперь не до игрушек —
Я учусь по букварю,
Соберу свои игрушки
И Серёже подарю.
Деревянную посуду
Я пока дарить не буду.
Заяц нужен мне самой —
Ничего, что он хромой,
А медведь измазан слишком…
Куклу жалко отдавать:
Он отдаст её мальчишкам
Или бросит под кровать.
Паровоз отдать Серёже?
Он плохой, без колеса…
И потом, мне нужно тоже
Поиграть хоть полчаса!
Мне теперь не до игрушек —
Я учусь по букварю…
Но я, кажется, Серёже
Ничего не подарю.
{1}
06.09.33 Газета Правда
5 сентября в 9 час. 20 мин. южнее Подольска, около станции Лопасня, в результате аварии самолета погибли: заместитель наркомтяжпрома, начальник Главного управления авиационной промышленности т. Баранов Петр Ионович, начальник Главного управления гражданского воздушного флота т. Гольцман А. 3., директор завода № 22 т. Горбунов С. П., зам. начальника Главного управления гражданского воздушного флота т. Петров А. В., член Президиума Госплана СССР т. Зарзар В. А., шеф-пилот т. Дорфман И. М, бортмеханик Плотников Н. Е. и т. Баранова Б. М. Правительство назначило семьям погибших персональные пенсии.
{РИ}
Пролетая в тумане над Подольском, самолет колесами оборвал и утащил за собой канатик любительской антенны, укрепленной на высоких шестах. Затем задел элероном левой плоскости за верхушку высокой ветлы. Левая консоль крыла отвалилась, а самолет носовой частью ударился о землю и рассыпался.
{РИ}
07.09.33 Александр Москалев
К сожалению, больше встретиться с Петром Ионовичем мне не пришлось. 5 сентября 1933 года его самолет попал в туман. Дорфман оказался недостаточно подготовленным к слепым полетам, он сам и пассажиры погибли.
Вскоре самолет САМ-5 подготовили для полета в Москву. Уже была пасмурная пора, приближалась осень, с ее не очень-то (для небольших машин) летной погодой. В перелете приняли участие я и моторист В. Петров, пилотировал самолет летчик А. И. Гусаров. Ветер был попутный. Прошли Задонск. Елец, а вот уже река Ока и Серпухов, и на берегу аэродрома летное училище, в котором учился Гусаров (там он и женился). Видимо он не мог отказать себе в удовольствии побывать на серпуховском аэродроме. Сели, сразу же появились приятели и знакомые Гусарова. Поговорили, перекурили и снова в воздух. А вот уже в дымке Москва, там и Тушинский аэродром. Больших формальностей в то время не требовалось. Передали документы, облетали самолет несколько летчиков из аэроклуба, сдали самолет, оставили на всякий случай В. Петрова и отправились домой в Воронеж.