По случаю встречи с ней он надел то немногое, что осталось у него от прошлой жизни хлыща и франта: бежевое кашемировое пальто прямого покроя, которое он отчистил, как мог, коричневую шляпу, кашне и кожаные перчатки. Он также нацепил свои лучшие солнечные очки. Первое впечатление – самое важное. Докторский саквояж был заперт в банковской ячейке, которую, чтобы он туда поместился, ему пришлось освободить от прежнего содержимого – его вместе с белым конвертом с первой месячной дозой он положил в карман пальто. Он много раз репетировал, как начнет разговор с ней. С почтительным поклоном протянет ей конверт и скажет: “Это отправлено вам доктором Р. К. Смайлом вместе с заверениями в его полном уважении. Позволю со своей стороны сопроводить это двумя короткими историями, свидетельствующими о моем личном восхищении вами”. Если он окончательно не утратил свою способность очаровывать людей, она позволит ему рассказать то, что он хочет. Его первая история – о том, как много у них общего: родной город и добровольное решение покинуть его. Обыкновение оглядываться назад и вспоминать, решение не оглядываться назад и не вспоминать, способность прошлого прорываться сквозь все препоны и то и дело являться нам в настоящем.
Это их общая правда. Вторая история была американской. На “Мэйфлауэре”, который был тогда не первым построенным Корпорацией Сента порталом в неведомое будущее в альтернативной реальности, а просто кораблем, между пассажирами произошла любовная история. Когда Джон Олден по просьбе Майлза Стендиша признался от его имени Присцилле Маллинз в любви, она ответила: “Что же ты, Джон, о себе не хлопочешь?”[11] Я же, скажет мисс Салме Кишот, хоть и оказался здесь в качестве чужого посланца, прошу позволить мне хлопотать о себе.
Она стояла прямо перед ним. Он миновал завесу и оказался по другую сторону. Стоял перед ней, как дурак, и заикался.
– Давай быстрее, дорогуша, – поторопила она. – Тут повсюду глаза.
– Это отправлено вам доктором Р.К. Смайлом, – начал он и увидел, что ее глаза наполняются тревогой и ужасом. Она судорожно зажала рукой рот и озиралась в поисках пути к отступлению.
– Отправлено улыбкой, – проговорила она. – Господи, я поняла, кто вы. Вы присылали мне фотографию. Я узнала вас.
– Позволю со своей стороны… – в отчаянье блеял он, – сопроводить двумя короткими историями, свидетельствующими…
– Кви-шот – ах, – прошептала она. – Вы писали мне письма. Квишот.
Она попыталась вырвать конверт, который он держал правой рукой в перчатке. Он удержал его.
– Нет, нет, нет, – бубнил он
Все должно было быть иначе. Все совершенно не должно было так повернуться.
– Мой конверт в обмен на ваш. Оплата наличными.
Она чуть отступила и огляделась. Затем из недр ее пальто от Монклер появился другой конверт. Она бросила его на землю.
– Деньги внутри, – сообщила она. – Теперь бросайте мне ваш.
Кишот не знал, достаточно ли денег в лежащем на земле конверте. Но это его Возлюбленная, и он должен доверять ей.
– Ловите, мадам, – вздохнул он и бросил ей то, чего она так желала.
Схватив конверт, она тут же убежала. Он же остался в одиночестве с пистолетом в кармане и деньгами в руках.
– …личном восхищении перед Вами, – безнадежно договорил он со слезами на глазах.
После этого миром для Кишота стал “Блю-йоркер”, а единственным другом – телевизор. Изредка он выходил из мотеля, десять дней и ночей он в разное время рыскал по Нью-Йорку в поисках нездоровой еды, которую находил в IHOP,
На одиннадцатый день он слег с небольшой температурой; Кишот то проваливался в полный кошмаров сон, то выныривал из него, и не заметил, как прошел холодный октябрь. В комнате бубнил включенный телевизор, он пришел в себя как раз к вечернему выпуску новостей. Принимающий все