Киска ректору не игрушка!

Я попыталась изобразить на лице искреннее удивление с примесью облегчения. Но моему крошечному актёрскому мастерству было далековато до мэтров киноиндустрии. Голосу не хватало живости, эмоциям – натуральности.

Вот и Люпин об этом подумал.

Вздохнула и честно призналась:

– Я не знаю, каким образом опаловая брошь попала в брюхо к вашей Бусе.

И снова прокол!

– Откуда тебе известно, как зовут мою кошку?! – вскричал хозяин и подскочил с места. За считанные секунды он поднял меня со стула, схватив за руку. – Отвечай, зачем ты явилась ко мне домой!

От полного краха, а заодно от падения в пучину отчаянного поиска несуществующего ответа меня спас лёгкий стук в дверь кабинета.

– Вот это ты разошёлся, брат… – На пороге комнаты возникла леди Инграм в ночной сорочке и накинутом поверх неё чёрном вафельном халате. – Даже мне ясно, как белый день, зачем твоя невеста заявилась к тебе в спальню.

– А ты откуда об этом узнала?

– Ха! А ты кричи громче, чтобы кроме домочадцев о моральном падении дочери великого магистра Криди узнали ещё и твои соседи.

Люпин впечатлился перспективе, поджал губы и отпустил мою руку. Видимо, пришёл в себя после неожиданного приступа правдорубства. Да уж. В чём-чем, а в этом мы с ним были похожи. Вот всё могу простить своему благоверному, даже носки, перманентно висящие на люстре, но только не враньё, которое попросту выводит меня из себя.

Отчасти поэтому в свои двадцать пять я успела сменить… эм, скажем так, несколько претендентов на мою руку и сердце, но так и не нашла свою половинку – понимающую личность, готовую принять меня такой, какая я есть, со всеми колониями моих тараканов. Коих в последние годы становилось всё больше и больше, ибо эти паразиты умело размножались у меня в голове.

Пока я думала о насущном, сестра Люпина вошла в комнату и передвинула ещё один стул, ранее стоящий у стены. Поставила его с моей стороны стола. Братец Лилии решил взять тайм-аут на разборки и вернулся на своё место, чтобы налить чай новой собеседнице.

Итак, теперь нас было трое. Про соблазнение эталона мужской красоты можно временно забыть.

Эх… А счастье было так близко!

Я вздохнула, скривилась, а заодно хмыкнула неудачной шутке про нарушенные планы на эту ночь.

– Так о чём таком изобличающем ты говорил только что? В чём ты хотел упрекнуть дочь магистра, кроме как в попытке соблазнения?

Вау! Как она ловко вернула разговор к допросу братца? Аплодирую стоя. Эм. Мысленно.

– Сегодня, после твоего визита я отправился искать гоблинов, тех самых артистов, один из которых пытался украсть опаловую брошь… – Люпин сделал намеренную паузу и выжидательно воззрился на меня. Я не нашла ничего лучше, чем скрыть своё смущение за хлюпающим звуком. Вытянув губы трубочкой, я громко отпила чаю из красивой кружки.

Лилия хмыкнула, но промолчала. Ван Роуз скривил брови этакими остроконечными треугольниками и продолжил:

– Но труппа бродячих артистов, как назло, отбыла в один из столичных пригородов. Куда конкретно – не сообщили никому. Поэтому мои поиски этого Брыго Штутса временно перенесены на следующие выходные. Ведь отлучаться надолго из столицы я не могу из-за ректорских обязанностей.

– Зато могу я! – воскликнула Лилия.

А у меня в этой связи созрел один насущный вопрос:

– Эм, ранее вы говорили про моё враньё, и о том, будто у вас есть этому подтверждение… – попыталась я донести свою мысль до адресата. Но, видимо, марка оказалась дешевле нужной для такого случая, или почтальон решил взять выходной, отложив отправку. Короче, до Люпина не дошло, и он лишь вопросительно на меня воззрился.

А я повторила, немного перефразировав:

– Вы сказали, что не можете уловить мою ложь, но у вас имеются сведения, подтверждающие это.

В этот раз моё сообщение, видимо, всё же попало в распределительный центр, но конечный пункт назначения был ещё далёк.

– Да что же это?! – вознегодовала я. – Вы меня обвинили во вранье. Извольте предъявить доказательства!

То ли повышенный голос подействовал, то ли моё праведное негодование, отразившееся во взгляде, но хозяин поместья наконец ответил по делу:

– Я очень долго сомневался в словах какого-то артиста, который забрался в мой дом, ради моего тебе подарка. Однако же во время допроса он поведал очень интересные вещи, мол, какая-то «потеряшка» попросила корифея помочь в поисках артефакта. Именно это утверждение меня и заставило ему поверить. Картинка вырисовывалась, хоть и не очень отчётливо. Поэтому, когда я вернулся в поместье, то первым делом написал письмо магистру Криди о том, что расторгаю помолвку с его дочерью по причине вскрывшихся обстоятельств. Упомянул в письме и уличного артиста, который залез ко мне в дом. Ты, судя по всему, просто выкинула мой подарок на улице, а плешивая кошка Буся его проглотила. Но вот что ещё более странно – этим же вечером от твоего отца пришла записка с вопросами о здравии гоблинской труппы и его дочери, тебя, Эстебаны Криди. Можно подумать, он считал меня причастным к твоему исчезновению. Однако не это главное. В письме я не уточнял расу преступника.