Киссинджер о Киссинджере

Когда мы прибыли в Китай в октябре, мы знали из опыта нашего июльского визита, что они сильно настроены на урегулирование. Когда мы отправились с Никсоном в феврале, мы знали, что у нас был текст Шанхайского коммюнике минус раздел о Тайване. Но мы были вполне уверены, что закончим его. Самая трудная часть Шанхайского коммюнике появилась, когда мы завершили дискуссии и Никсон и Мао одобрили его, – проблемой было то, что никто в Государственном департаменте не видел текст.

И, таким образом, в предпоследний перед отъездом вечер пребывания в Китае мы находились в Ханчжоу, мы считали, что все покончено с коммюнике. И потом мы показали его Государственному департаменту. И непременно те, у кого был интерес к переговорам и кто не принимал в них участие, посчитали, что они могут сделать лучше, потому что они не знали всего контекста, в котором оно создавалось. Поэтому Государственный департамент поднял целую серию вопросов, которые я полагал не относящимися к делу. К примеру, мы сказали в нашем проекте, что все китайцы по обе стороны Тайваньского пролива утверждают, что есть только один Китай, Соединенные Штаты не оспаривают это утверждение. Государственный департамент говорит: «Откуда вы знаете, что все китайцы придерживаются такого мнения?» Они продемонстрировали ряд придирок по мелочи, и мы взяли все это и отнесли Никсону, пока он одевался к обеду. Никсон сказал, что поддерживает коммюнике таким, каким оно было выработано, и если понадобится, то будет настаивать исключительно на нем. Но если мы примем, я забыл, 10–15 сравнительно незначительных поправок, предложенных Государственным департаментом, ему это поможет очень многим.

Поэтому после обеда в Ханчжоу я попросил о встрече с Чжоу Эньлаем и сказал ему, что текст, одобренный Никсоном и Мао, нужно будет пересмотреть. Произошел взрыв, вы можете себе представить какой. Но в итоге он сказал: «Почему бы нам не заняться этим?» Итак, мы пробежались по тексту документа и обнаружили – не знаю, сколько мест, – куда китайцы были готовы внести коррективы, которые, вероятно, могли бы до какой-то степени улучшить документ. Но это не были главные вопросы.

Неужели китайцы посчитали, что вы пытаетесь пересмотреть коммюнике?

Да, потому что так оно и было. Но я объяснил им это: «Если вы настаиваете, мы будем строго придерживаться документа. Но тогда его труднее будет сделать приемлемым для Соединенных Штатов». И один из помощников Чжоу Эньлая, который позже стал послом в Вашингтоне, обладал фантастическим словарным запасом английского языка. Он был гением в нахождении английских слов, которые соответствовали бы требованиям обеих сторон.

Возник один вопрос, когда мы подтвердили наши союзы, за исключением союза с Тайванем. И Государственный департамент правильно предложил: «Давайте не будем подтверждать ни одного союза вообще», тогда и Тайвань не будет как-то выделяться. Потому вы убрали всякие ссылки на союзнические отношения и подтвердили наличие союза во время пресс-конференции на следующий день. Это единственный примечательный момент, полагаю.

Да, я не говорю, что Государственный департамент был не прав. Многие из их предложений были полезными, хотя и несущественными.

Да. Это было единственное.

Они были из той серии, что всплывают ближе к концу переговоров, когда идет процесс подчистки. Но в любом случае это было значительное событие. Мы закончили дела только в четыре часа ночи. А публикацию коммюнике было запланировано осуществить примерно в полдень.

Главным моментом в Шанхайском коммюнике была антигегемонистская статья, направленная против Москвы, являющаяся одной из областей, по которым наши позиции совпадали.

Та антигегемонистская статья стала одним из наиболее важных пунктов с точки зрения Китая. Но она была важна и с нашей точки зрения. Тот факт, что Китай и США согласились с тем, что никто из них не будет стремиться к гегемонии, означает, что китайских вторжений не будет нигде. И, кроме того, что мы будем противостоять усилиям любой другой страны по достижению гегемонии. В повседневной политике это было важнее, чем статья о Тайване, которая просто позволила нам заниматься делом.

Итак, когда вы покинули саммит, вы почувствовали, что получили то, ради чего приезжали в Китай?