Китай и страны Южных морей в XIV–XVI вв.

Экспедиции китайского флота под руководством Чжэн Хэ и других его современников в большей степени способствовали усилению процесса переселения китайцев на жительство в страны Южных морей. Первые сведения о китайцах-переселенцах в Малакке приводит Фэй Синь[399]. Известно, что один из ранних правителей Малакки (первая половина XV в.) был женат на дочери главы местной китайской общины[400]. Еще одно упоминание об этой общине относится к 1459 г. При этом сообщается, что один из четырех сановников, составлявших высший совет при султанах Малакки, был китайцем[401].

Основание китайского поселения в Поло относится в «Мин ши» ко времени плаваний Чжэн Хэ, когда здесь остались выходцы из Фуцзяни[402]. Есть данные, что в XV в. на о-ве Калимантан существовали китайские поселения в Самбасе, Понтианаке, Сукадане и Брунее[403]. В «Мин ши» сообщается о китайском поселении на Молуккских островах[404]. Появление китайской колонии на о-ве Лусон, очевидно, относится к началу XV в., т. е. к моменту установления посольских связей с Китаем. Как отмечено в «Мин ши», еще задолго до захвата Лусона испанцами (1570–1577 гг.) «ввиду того, что земля та близка и обильна, набралось там несколько десятков тысяч человек богатых торговцев из Фуцзяни, которые зачастую подолгу жили там, не возвращаясь в Китай, и даже выращивали там сыновей и внуков»[405].

Таким образом, уже в конце XIV и в XV в. китайские поселения были разбросаны во многих странах Южных морей — от о-ва Суматры на западе до Филиппинских и Молуккских островов на востоке. Исчерпывающее решение вопроса о характере этой колонизации могло бы стать предметом специального исследования. К тому же данные в источниках на этот счет весьма ограниченны. Поэтому мы коснемся этой темы лишь в общих чертах, насколько того требует интересующая нас проблема отношения минского правительства к китайским «эмигрантам».

В большинстве случаев китайцы расселялись в городах и поселках стран Южных морей или же в непосредственной близости от населенных пунктов. Обычно они занимались морской торговлей, значительно реже и в меньшей степени — ремеслом, сельским хозяйством и добычей полезных ископаемых. Китайские переселенческие общины не были однородны по своей социальной структуре: в «Мин ши» отмечается, что китайская колония на Лусоне состоит из семей богатых купцов и жизнь китайцев на Яве весьма состоятельна[406], а донесения ранних европейских пришельцев на Дальний Восток свидетельствуют о наличии среди китайских переселенцев невольников. К середине XVII в. китайская община в Малакке состояла из 127 мужчин и 140 женщин, 159 детей и 93 невольников-мужчин, 137 невольниц и 60 невольничьих детей[407]. Однако все члены переселенческих общин продолжали считать себя китайцами, сохраняли свой язык, обычаи и культуру и почти не ассимилировались с местным населением.

В целом, судя по отрывочным данным источников, китайские общины в странах Южных морей в рассматриваемый период представляли собой особый вид колоний переселенческого типа[408].

Говоря об особом виде, мы прежде всего подразумеваем их политический статус. В то время в большинстве стран Южных морей еще имелись пространства, никем не занятых и не возделываемых земель. Как отмечает В. Парселл, для ранних времен китайской колонизации в этих странах характерно, что китайцы селились там, где хотели[409]. В связи с этим они не были в экономической зависимости от местных властей. Вместе с тем они не создавали и самостоятельных государственных образований, обособленных политически от тех стран Южных морей, на территории которых они располагались. Приходя к власти в тех или иных из этих стран (Палембанг, а позже Поло), выходцы из китайских переселенцев объявляли себя властителями всей данной страны, не выделяя особо местную китайскую общину. Как правило, китайские общины пользовались известным самоуправлением (имели собственное выборное руководство), составляли военные ополчения, но вынуждены были считаться с политической властью местных правителей.

Но основной особенностью этой колонизации была полная независимость переселенцев в странах Южных морей от центрального императорского правительства и местных властей прибрежных провинций Китая. Пример Палембанга наглядно подтверждает практическую самостоятельность заморских китайцев даже при формальном провозглашении власти империи в этом районе. В других же случаях минское правительство не пыталось даже формально провозглашать свою власть над китайскими переселенческими колониями в странах Южных морей. Некоторые из колонистов поддерживали с минским двором посольские связи, и эти посланцы принимались в Китае так же, как и все прочие иноземцы. Так, например, в 1411 г. в Китай прибыл глава китайской колонии в г. Грисе[410]. Он был принят как обычный «иноземный глава». Большинство же китайских переселенческих общин вообще не поддерживало официальных отношений с Китаем.