Китай и страны Южных морей в XIV–XVI вв.

Если обратиться теперь к положению, сложившемуся к началу XV в. в Китае, мы увидим совсем иную картину. Нет сомнения, что и активизация китайской политики в странах Южных морей в начале XV в., и быстрое увеличение числа китайских колонистов в этом районе начиная с рубежа XIV–XV вв. были связаны с экономическим подъемом в Китае и дальнейшим ростом на его базе городов, развитием ремесла и торговли. Однако указанный экономический рост и развитие производительных сил страны не изменили в целом феодальной структуры хозяйства Китая. Выше упоминалось, что наиболее заметные сдвиги в области городской экономики, ремесла и торговли, явившиеся результатом подъема, можно проследить в районах нижнего течения Янцзы и приморских областях юго-восточных провинций Китая. Отсюда предпосылки для вступления на путь колониальной политики, подобной той, которая была присуща эпохе первоначального накопления, могли возникнуть здесь лишь спорадически, на общем фоне феодальной тенденции дальнейшего экономического развития страны.

Итак, указанные предпосылки отразились в начале XV в. в определенных шагах минского правительства в сторону колониальной политики. Однако эти предпосылки оказались недостаточно сильными, чтобы толкнуть минское правительство на последовательное проведение такой политики. Именно в этом лежат причины того, что колониальная политика Минской империи остановилась на полпути, не выйдя за рамки поддержания номинального вассалитета стран Южных морей и оставаясь далекой от протекционизма китайским переселенцам в этих странах.

Указанные отличия определили совершенно иные методы китайской колониальной политики начала XV в., нежели методы, практиковавшиеся во время западноевропейской колонизации в период первоначального накопления. Как известно, для действий западноевропейских держав был характерен насильственный захват территории (или же опорных пунктов на территории) колонизируемых стран, установление политического контроля метрополии над ними в целях прямого грабежа и внеэкономического принуждения местного населения, а также в целях установления монополии в торговле с покоренными и близлежащими от них территориями. Этого не наблюдалось при китайской колонизации стран Южных морей. Ранняя западноевропейская колонизация шла по пути создания колониальных империй, т. е. системы колоний, более или менее связанных между  собой и подвластных метрополии. Китайские же переселенческие колонии в странах Южных морей, несмотря на их многочисленность, никак нельзя назвать системой: они не подчинялись китайским властям и не были каким-либо образом политически связаны между собой. Минское правительство даже в момент наибольшей активизации своей политики в этих странах оказалось не в состоянии приступить к практическому созданию такой системы.

Отмеченная выше специфика попытки проведения императорским правительством Китая в начале XV в. колониальной политики еще раз подтверждает положение В. И. Ленина о том, что особые типы этой политики характерны не только для различных социально-экономических формаций, но и для разных стадий одной и той же социально-экономической формации[416].

Глава III. Внутренняя борьба в Китае по вопросу о внешних связях в XV — начале XVI в.

Упрочение системы номинального вассалитета заморских стран, явившееся результатом активизации политики Китая в начале XV в., способствовало повышению авторитета правящей верхушки внутри страны. Определенная часть представителей господствующего класса и придворных сановников приветствовала эти внешнеполитические успехи. Во многих письменных памятниках XV–XVI вв. мы находим восторженные славословия по этому поводу: «Императоры династии Мин в овладении морскими просторами превзошли Три династии (легендарная династия Ся и династии Инь и Чжоу — XVI–III вв. до н. э., — относимые китайской традицией к совершенным временам. — А. Б.) и оставили позади династии Хань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.) и Тан (618–907 гг.)»[417].

Сравнительно регулярные и интенсивные посольские связи Китая со странами Южных морей, а также с более далекими заморскими краями поддерживались до середины XV в. В «Мин ши», где эти заслуги приписываются совершенствам монархов, сказано: «Его (Чжу Ди. — А. Б.) величие перешло к его преемникам, и в годы Сюаньдэ (1426–1435 гг.) и Чжэнтун (1436–1449 гг.) ко двору все еще приходило много послов, объяснявшихся через двух переводчиков»[418]. Иными словами, внешнеполитический курс начала XV в. принес результаты, продолжавшие сказываться в последующие десятилетия. Придерживаясь прежней политики, минское правительство могло рассчитывать на еще большие успехи.

Однако уже к середине XV в. внешнеполитическая активность Китая в заморских странах заметно снижается. Это явилось следствием глубоких внутренних причин, которые нужно искать в социально-экономическом положении страны.