Читаем Китай, Россия и Всечеловек полностью

Но вернемся к книге Бердяева. Он предлагает путь, отличный от классической философии. Не находит у Канта категории духа. Ему чужд антиперсонализм Шопенгауэра, монизм, эволюционизм, оптимизм Фихте, Шеллинга и Гегеля – объективация универсального Я. Особенно учение Гегеля о самораскрытии Духа в его движении к свободе. Зато близки мысли Л. Толстого: «Мое очень раннее убеждение в том, что в основе цивилизации лежит неправда, что в истории есть первородный грех, что все окружающее общество построено на лжи и несправедливости, связано с Л. Толстым» (с. 13).

Бердяев, исповедующий философию Свободы, разделял взгляды Герцена, призывавшего к «борьбе свободного человека с освободителями человечества»; утверждавшего, что «под равенством понимают равномерный гнет»; что «истина принадлежит меньшинству» и «не будет миру свободы, пока все религиозное, политическое не превратится в человеческое, простое». Герцен был персоналистом, уверяет Бердяев, и революционность его была персоналистическая (с. 159).

Бердяев критически относится к антикоммунистическому фронту в Западной Европе, который выражает интересы буржуазии или носит фашистский характер. Буржуазная элита может оказаться «чернью» в метафизическом смысле. Свой социализм он называет «персоналистическим», исходя из примата личности над обществом. Личность не может быть частью какого-либо иерархического целого, она есть микрокосм в потенциальном состоянии. И эта мысль не нова, выражена у русских космистов. Новое у Бердяева, пожалуй, в том, что свободная личность не посягает на свободу другого – человека ли, народа, космоса.

Таково качество самой Свободы: свободный существует сам по себе. Свобода недостижима при субъектно-объектных отношениях, отношениях господства-подчинения. Господин и раб коррелятивны, не могут существовать друг без друга. Властвующий не свободен. Еще Платон говорил, что тиран сам есть раб. Падшесть человека более всего выражается в том, что он тиран; тиран и для самого себя. Он тиранит себя как существо раздвоенное, утратившее цельность. Он тиранит себя суеверием, завистью, самолюбием. Человек раб потому, что свобода трудна, рабство же легко, заключает Бердяев.

Внутренний универсализм личности противоположен внешнему, объективированному универсализму, создающему все новые и новые формы рабства. Личность есть прорыв, она не вмещается в одномерный процесс эволюции мира – рождается в духе. Дух не генерализирует, а индивидуализирует, что и делает личность потенциальной вселенной в индивидуальной форме, устремленной в бесконечность. Личность, таким образом, не есть часть универсума, универсум есть часть личности, ее качество – экзистенциальный центр мира.

Дуализм духа и тела, идущий от Декарта, устарел. Душевная жизнь проникает всю жизнь тела, как и телесная жизнь воздействует на жизнь души. Личность иррациональна, характеризуется отношением творчества, свободы и любви, а не детерминации. Бог существует как экзистенциальная встреча с человеком. Кто унижает человека, унижает и Бога. Отношение между средством и целью существует лишь в мире объективации, то есть выброшенности существования вовне. Человеческая же личность есть потенциальное все, вся мировая история.

Такое видение предполагает логику Целого, не разделяющую мир на субъект и объект; предполагает «духовную реформу»: «несчастное сознание» подчинено закону, который знает общее и не знает индивидуального. Сама структура сознания создает рабство, двойное рабство, у себя и у мира, – следствие эгоцентризма, разрушающего личность. (И опять сходство буддизмом – с логикой недвойственности, с идеей «не-я» (анатта), с преодолением эгоцентризма, главного препятствия на пути к Просветлению.) Эгоцентрик любит абстракции, питающие его эгоцентризм, продолжает Бердяев, и не любит живых людей. Но человек предпочитает оставаться рабом и предъявляет право на рабство, меняющее свои формы.

Безнравственно все, что определяется отношением к обществу, государству, отвлеченной идее, а не к конкретному человеку. Любовь, жалость направлена на весь страдающий мир, в этом ее преобразующая сила. (О том же радеет Вл. Соловьев в «Чтениях о богочеловечестве»: если мы от всего отречемся и погрузимся в немую и неподвижную глубину, то в этом родоначальном источнике нашей собственной духовной жизни мы внутренне соприкоснемся с источником жизни всеобщей. «Познаем Бога как первоначало, или субстанцию всего». [564] А по словам Вл. Эрна, мир в самых тайных недрах своих логичен, то есть сообразен и соразмерен Логосу.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
Бить или не бить?
Бить или не бить?

«Бить или не бить?» — последняя книга выдающегося российского ученого-обществоведа Игоря Семеновича Кона, написанная им незадолго до смерти весной 2011 года. В этой книге, опираясь на многочисленные мировые и отечественные антропологические, социологические, исторические, психолого-педагогические, сексологические и иные научные исследования, автор попытался представить общую картину телесных наказаний детей как социокультурного явления. Каков их социальный и педагогический смысл, насколько они эффективны и почему вдруг эти почтенные тысячелетние практики вышли из моды? Или только кажется, что вышли? Задача этой книги, как сформулировал ее сам И. С. Кон, — помочь читателям, прежде всего педагогам и родителям, осмысленно, а не догматически сформировать собственную жизненную позицию по этим непростым вопросам.

Игорь Семёнович Кон

Культурология