Китай, Россия и Всечеловек

У русских не было традиции благоговейного отношения к Природе, но была с ней сердечная связь. (Другое дело, что в наши смутные времена она менее заметна, как и сама Святая Русь; но очистятся души, и все восстановится.) Правда для русского гения потому безупречна, что пробуждает чувство красоты: «верность прекрасному» рождает Добро, скажет Гоголь. Мир изначально прекрасен, нужно лишь довериться ему. В сердце Достоевского вера в абсолютное Добро, которым наделено каждое существо: «Существование в каждом человеке возможности совершенного добра, а следовательно, и совершенного счастья было любимой мыслью Достоевского», – заключает Лосский, ссылаясь на «Дневник писателя»: «Беда ваша в том, что вы сами не знаете, как вы прекрасны! Знаете ли, что даже каждый из вас, если б только захотел, то сейчас бы мог осчастливить всех… И эта мощь есть в каждом из вас, но до того глубоко запрятанная, что давно уже стала казаться невероятною». (А буддист скажет: спасая себя, спасаешь всех; каждый человек Будда – Просветленный, только не каждый понимает это.) «Красота спасет мир». (Это подтверждает английский физик Поль Дирак: «Физический закон должен быть математически изящен». Если формула красива, то верна.) «Красота спасет мир», когда человек увидит ее прежде, чем себя. «Дух Святый, – запишет Достоевский в заметках к «Бесам», – есть непосредственное понимание красоты, пророческое сознавание гармонии, а стало быть, неуклонное стремление к ней». [251]

Чувство прекрасного отличало японскую литературу во все времена. Красота в Японии меняла свой облик в разные эпохи, но назначение оставалось тем же: являть вечную Истину. Спонтанное, самоестественное чувство прекрасного обусловило стиль их мышления.

И потому близка японскому сердцу русская литература, пророчество Достоевского о спасении мира Красотой – чистой, непорочной, которая очищает душу. Не потому ли повторяет Зеньковский: «Дух Святой есть непосредственное понимание красоты, пророческое сознавание гармонии, а стало быть, неуклонное стремление к ней».1

Но в этом разница! Для японцев Красота не запредельна, весь видимый мир преисполнен ею, вся реальность. Нужно лишь почувствовать затаенную во всем Красоту. «Коно мама» – все, «как есть», красиво. Для русских же явленная красота может быть исчадием ада, красотой демонической, как о том у того же Достоевского: «Красота – это страшная и ужасная вещь. Страшная, потому что неопределимая, а определить нельзя потому, что Бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут… Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут диавол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Но такова красота в глазах Мити Карамазова.

Были в России времена, когда переставали верить в небесную Красоту, исчезал дух нестяжательства, наступало смутное время.2 Происходил разрыв между миром духа и безразличной материей, дистанция принимала порой такие размеры, что души проникались тьмою. Начинались бунты, революции, уничтожающие прошлое – духовную Основу нации. Земля теряла опору, отрываясь от Неба, и наступал хаос. В России – «во имя справедливости» – уничтожили цвет нации, который выращивается веками, и все перевернулось с ног на голову. Ничего святого, значит, все дозволено. Властвует стихия, не та божественно-природная, которую воспевали поэты, а стихия в умах.

Не то, что мните вы, природа:

Не слепок, не бездушный лик —

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык.

(Федор Тютчев, 1836)

Свободу и любовь утратили люди:

Не плоть, а дух растлился в наши дни,

И человек отчаянно тоскует…

Он к свету рвется из ночной тени

И, свет обретши, ропщет и бунтует.

(«Наш век», 1851)

Лишь на Богом данный язык уповает поэт:

Теперь тебе не до стихов,

О слово русское, родное!

…Со дна воздвиглись царства тьмы

Во имя света и свободы!

Тебе они готовят плен,

Тебе пророчат посрамленье, —

Ты – лучших, будущих времен

Глагол, и жизнь, и просвещенье!

О, в этом испытанье строгом,

В последней, в роковой борьбе,

Не измени же ты себе

И оправдайся перед Богом…

(Тютчев, 1854)